Проект Валерия Киселева / Статьи / Армия / Деды в законе

[17.03.1999]

Армия

Валерий Киселев

Деды в законе

Последнее время в Нижнем Новгороде у магазинов все чаще можно видеть солдатиков, которые жалобно просят у прохожих по два рубля. Сердобольные бабушки охотно подают из своих жалких пенсий, искренне думая, что воину нужно срочно позвонить больной маме в другой город. Наконец, тревожных звонков горожан о солдатах, просящих на улицах милостыню стало столько, что Нижегородский областной комитет солдатских матерей вынужден был провести рейд по местам, где особенно часто можно видеть таких «защитников Родины».

— Это началось весной прошлого года, — рассказывает зам. председателя областного комитета солдатских матерей Н. Жукова. — Звонили бабушки, женщины, которые ходят по магазинам. Звонили из Гордеевки, с улицы Березовской, из Горбатовки, из Верхних Печер, от «Нижегородского универсама». Каждый день по звонку. Мы приняли решение: все идем на улицы, в рейды. Пришли на площадь Горького к Дому связи. Попытались разговорить солдат, ребята назвали свои имена. Сказали, что их утром отпустили в увольнение и, поскольку они очень голодные, это было восемь часов вечера, поэтому собирают себе на хлеб. Такса — два рубля с человека. Одного солдата встретили на Большой Покровской с подбитым глазом, просит два рубля. В семь часов в армии ужин. Почему не пойти ужинать в часть, почему в восемь часов вечера надо идти попрошайничать на улицу? Охранник «Нижегородского универсама» рассказал, что здесь солдат милостыню просит постоянно. Сапоги рваные, камуфляж зимний рваный, сам весь какой-то несчастный. Разговорились с ним. «Мне надо маме позвонить в Смоленск». Попросили дать нам ее телефон, чтобы самим позвонить — такого номера в Смоленске нет. Солдат рассказал, что он из Сормовский дивизии. Стало ясно, что солдаты собирают деньги у людей на улицах для «дедов». На что? На дембель. Старослужащие покупают одежду, водку. Дань для них собирают каждый день.

— И неужели офицеры об этом ничего не знают?

— Нельзя сказать, что офицеры ничего не знают. Одна наша бригада из комитета в универсаме встретила офицера в штатском. Солдат попросил у него денег и офицер узнал, что он из его части. Солдатик быстренько скрылся. «Из моего подразделения человек сорок ходят собирать милостыню», рассказал этот офицер. И оказалось, что у солдат, просящих милостыню, город разбит по секторам. Каждый собирает на «своей» улице. Один солдат собирает за день от 40 до 80 рублей. Если каждый принесет «дедушке» такую дань…

Солдаты вынуждены ходить просить милостыню, потому что часто у них нет выхода. Не пойдешь — «на счетчик поставят», потом будешь должен тысячи. Нас удивляет отношение командования к этому явлению. Вечером, когда офицеры уходят по домам, все солдаты «идут на дело», их никто в казарме не считает. К отбою они успевают вернуться. С деньгами.

— Вы обращались к командованию гарнизона?

— Мы обратились в военную прокуратуру, 10 февраля. Ответа нет. Хотя знаем, что военная прокуратура тоже проводила рейд по тем точкам, где солдаты собирают милостыню. Они изловили пять солдат.

— А что говорит командование Сормовской дивизии?

— Жалуется на нехватку младшего офицерского состава. Офицеры-двухгодичники ждут, когда им домой идти, зачем им все это надо? Служить и делать военную карьеру они не собираются.

— Наталья Станиславовна, рассказывали ли вам солдаты-попрошайки, кто конкретно посылает их собирать милостыню?

— Рассказывали обо всех. Есть все имена и фамилии. Но попробуйте вы спросить в части солдата с фингалом, кто его бил? Он скажет: «С лестницы упал». И этот «дед в законе» так и будет служить. Естественно, все они отказываются, что куда-то посылают молодых солдат. И военная прокуратура здесь заходит в тупик. Потому что подтверждений, что деды заставляют молодых солдат просить милостыню, нет.

— Как по-вашему, такое явление, как сбор солдатами милостыни — это досадные эпизоды или оно носит массовый характер?

— Это носит массовый характер, и не только в Нижнем Новгороде и области. Ставропольский край — все солдаты попрошайничают, за Уралом на «счетчике» все молодые солдаты, кто может деньги достать. Кто не может достать — с фингалами ходят, в госпиталях лежат. Сейчас дедовщина переросла в рэкет. После окончания службы такие солдаты пополняют криминальные структуры.

…Только за 2 месяца этого года в Нижегородский областной комитет солдатских матерей обратились 112 человек. Солдаты и их родители. Каждая жалоба или заявление строго фиксируется в специальном журнале, излагается она коротко: «В части был избит, лежит в госпитале…», «Сын лежит в госпитале, резал вены…», «Сын, когда приехала к нему в часть, разговаривает сам с собой…», «Бьют, издеваются, вымогают деньги», «Самострел на почве неуставных отношений», «Сын лежит в госпитале в Ляхово…», «После отпуска не хочет возвращаться в часть, т. к. вымогают деньги…», «Вскрыл себе вены лезвием…» И в таком духе многие и многие страницы… За два месяца четыре мамы обратились в комитет с заявлениями о гибели в армии их сыновей.

Но эти краткие записи в журнале посещений еще цветочки. Ягодки пошли, когда стал читать солдатские письма домой и заявления матерей в комитет, побывавших у сыновей в воинских частях. После этого и стало понятно, почему и для кого молодые солдаты вынуждены ходить по улицам собрать милостыню.

Вот письмо рядового А. Панфилова: «Старослужащие требуют сигарет, вина в больших количествах, заставляют стирать их одежду. Не давали спать, били всем, что попадется под руку… Не раз обращался к командиру — никаких мер не принимается». Причем, этот солдат не отказывается служить, и в армию пошел охотно.

Из письма одной мамы в комитет солдатских матерей: «По рассказам сына я поняла, что его служба похожа на тюремное заключение».

Денис Никитин, сбежавший из Сормовской дивизии, написал в объяснительной: «…Били за то, что отказывался носить обед старослужащим и искать сигареты. Пацанов, которые носили им еду, все равно били. Приходится отдавать дедам свой хлеб, чай и второе. Ездил домой — заставляют привезти денег. Всю еду, присланную из дома, забирают. Не привозил денег — били, но у меня же родители не миллионеры. Били в основном под сердце и в поддых».

От скуки деды в законе, как и воры в законе на зоне, как только не забавляются в ожидании дембеля: «Ночью заставляют учить и рассказывать сказки. По ночам поднимают от нечего делать и бьют. Один раз меня пинали сапогами так, что ребра болели недели две. Пришел в санчасть — там даже смотреть не стали». Но и под присмотром медицины не легче: «В санчасти деды заставляют драться между собой. Я отказывался — били». Автор письма сбежал из части. «Вообще-то я спокойный человек и терпеливый, но уже нет сил терпеть побои и унижения».

Сормович А. Балясников пишет матери из воинской части в Ивановской области: «Мама, меня положили в госпиталь. Гниют ноги, на ногах красные пятна и из них идет гной… Здесь хорошо, но ведь потом опять в казарму, опять мучиться…». Вернулся солдат в часть: «Бить стали еще больше и еще сильнее, аргументируя это тем, что вот вот отдохнул в больнице, теперь наверстывай».

Письмо С. Казнова, который выполняет свой воинский долг в Тверской бригаде, напоминает крик души чеховского Ваньки Жукова: «Мама, забери меня из армии, Христом Богом прошу. Я больше не выдержу». И умоляет мать развестись с его отцом-инвалидом, чтобы ему оформить над отцом опекунство — тогда, может быть, удастся уйти из армии досрочно.

«А старослужащий Иванов заставлял искать ему сахар, масло и сигареты, — пишет нынешний Ванька Жуков «на деревню дедушке Константину Макарычу». — Один старослужащий по кличке Балабас построил всех молодых и сказал, чтоб мы ему за полчаса нашли три пачки сигарет с фильтром и 50 рублей. Ничего этого мы не нашли и он тогда избил двоих солдат. А старшина роты отбирает деньги. Приходит денежный перевод из дома и он эти деньги забирает себе. А старослужащие Мельник и Раскатов, узнав, что я еду в отпуск домой, сказали, чтобы я привез им 200 рублей, конфет, блок хороших сигарет и коробок плана (наркотическое вещество. — В. К.) Лейтенант Радченко за отпуск требовал 2,5 тысячи рублей».

Чем не Ванька Жуков и автор этого письма, солдат, призванный с недостаточным весом тела. Для колорита сохраняю орфографию: «Я вот не пойму че если они здесь не откормят меня тогда комисуют чтоли, а они не откормят здесь пища не фига не жирная с чего тут расти то будешь, только желудок набиваешь и дают мне не больно много только гарнир на пол половника. Дома я и то лучше ел и не поправлялся, а здесь тем более не поправлюсь, да еще на 20 кг… Я вот сижу и думаю что мне дураку на заводе не работалось…»

Рядовой А. Куликов защищает Родину в поселке Центральный Володарского района Нижегородской области так: «В роту вообще не хотелось идти, зная, что получишь пинков просто так, ни за что. В столовую идешь, каждому из старослужащих нужна лишняя порция и тогда сам остаешься голодным. Бывало, не принесешь вечером пищи, уже знаешь, что пинков тебе обеспечено. У меня сейчас грудь отбита, почки болят, ноги отпинали, спина в синяках (ремнем били). Вот недавно они пили водку и били ночью табуретками, бросали, как собак. Пьянки у них каждый день. Недавно одного парня зарезали. Одному парню нож к горлу приставили за то, что был должен им 50 рублей и они поставили на счетчик, сейчас должен 500 рублей.»

Это не колония строгого режима с потерявшими человеческий облик рецивидистами, а обычная часть доблестной российской армии, где верно служат Родине и обучаются военному делу чьи-то сыновья и братья.

Мама Л. Десятова получила из части телеграмму, чтобы приехала забрала сына. Вот ее впечатления: «В этой части происходят вещи, которые не укладываются в голове. Русских солдат избивают офицеры, любящие выпить. В этой части в основном солдаты кавказской национальности». Мать отправила в армию здорового парня, получила тяжело больного.

Когда офицеры вечером уходят к своим семьям, в казармах начинается беспредел. «Я думал, что мне отбили все внутренности, т. к. все тело ломило и было трудно дышать…», «В этот раз меня били все, кроме тех, кто младше меня по призыву…», «Три раза за этот вечер мне разбивали нос, также разбили губы… А остальные старики стояли рядом и хохотали», «Бывало и так: половину ночи бегаешь в противогазе, а вторую половину бьют, дадут час-полтора поспать и все».

Если провинился, наказание последует такое, что служба медом не покажется и впечатлений хватит надолго: «Наказали меня так: одели противогаз, дали за спину мешок с 32-килограммовой гирей и заставили пробежать 25 кругов по плацу. Я чуть не задохнулся…»

«Мама, мне не хочется жить, но я не могу этого сделать, потому что знаю, что ты этого не перенесешь», пишет Виталий Н.

Молодым солдатам деды в законе, да и подчас и офицеры, прививают криминальные наклонности: «Пока я был поваром, меня заставляли воровать тушенку…» Рядовой Р. Агафонов был привлечен к уголовной ответственности. За что? «Один раз офицер попросил принести и подержать лестницу для того, чтобы срезать кабель. Дал 50 рублей». После этого солдат и сам стал резать и продавать кабель. И попался.

Интересным представляется обоснование дедами нынешних армейских порядков. «Как-то ефрейтор Караулов мне сказал, почему меня бьет: чтобы выработалась ярость и злость, чтобы, когда придут молодые военнослужащие, я избивал их и издевался над ними так же…»

Терпения у меня хватило только на половину этой папки с солдатскими письмами, и то полпачки сигарет выкурил…

«Нервы никуда не годятся, — пишет пограничник В. Воронов. — Иногда было желание перестрелять их всех».

А теперь представьте, читатель, что будет, если это войско двинется наводить «конституционный порядок» в Чечню, Дагестан или, не дай Бог, в какую-нибудь европейскую страну…

()

© 2001—2007 Валерий Киселев (текст), Вадим Киселев (оформление)

Hosted by uCoz