Библия для осужденных оказалась в туалете

Школьники побывали на экскурсии в воспитательной колонии

Чего только не придумают педагоги, обеспокоенные ростом преступности несовершеннолетних… В Канавинском районе решили, что если подростки своими глазами увидят, в каких условиях живут и отбывают срок их непослушные сверстники, то задумаются, прежде чем хулиганить или воровать. Одна из таких экскурсий, от школы № 150, побывала на днях в Арзамасской воспитательной колонии.

Мягко открылась железная дверь и группа мальчишек, сдав офицеру охраны две колоды карт и горсть зажигалок, вошла на территорию колонии. Здесь уже и запах какой-то другой. Школьники с интересом оглядывают вышки, колючую проволоку, газоны без мусора. Пацан из осужденных, красивший скамейку, на гостей даже не оглянулся.

— Раньше детей на экскурсию в музей водили, а сейчас в колонию, — вздохнул один из сопровождающих нас офицеров.

Строем прошли мимо мальчишки в старых зимних шапках и в плохо подогнанных ватниках. По распорядку дня в это время как раз «съем с работы». У большинства серые лица, грустные глаза. С крыши с шумом взлетела стая голубей, некоторые пацаны из строя тоскливо проводили их взглядами. Отсюда не улетишь… Кто-то из офицеров рассказал, что недавно один из воспитанников перемахнул забор с проволокой, но постоял в раздумье на свободе несколько минут и вернулся в зону. Побегов здесь не было давно. Все равно поймают и добавят срок.

В этой колонии сегодня 235 душ. Бывали времена, когда число ее обитателей подходило к 800.

— В прошлом году по амнистии мы выпустили 180 человек, — рассказал начальник колонии полковник Владимир Зюзин. — Но постепенно набираем прежнюю численность. Возвращаются помаленьку и амнистированные.

В колонии содержатся подростки от 14 до 18 лет. По закону, если осужденному исполнилось 18, его следует переводить в колонию для взрослых, но часто администрация оставляет ребят и до 21 года, если у них примерное поведение.

— Но бывает, что мальчишки из чувства тюремной романтики сами просят перевести их во взрослую колонию, — рассказал полковник Зюзин. — Или говорят: «У меня отец сидит, может быть его там встречу».

Лет 15–20 назад большинство колонистов отбывали здесь наказание за кражи, сейчас — за разбои, грабежи. Человек 20 сидят за убийства. Очень мало стало осужденных за изнасилования — на воле теперь гораздо больше доступных девушек.

Нуждающихся в принудительном лечении от наркомании здесь всего трое, от алкоголизма — двое. Хотя мальчишкам всего по 14 лет. Во сколько же лет они начали пить, что к таким годам стали алкоголиками?

— Лет в пять-шесть, — спокойно сказал один из офицеров-воспитателей.

Глядя на этих тихих мальчишек, трудно представить, что многие из них пролили немало крови, а сколько из-за них пролито слез — не сосчитать.

— За что сидишь? — спросили одного мальчугана.

— Шоколадку у девчонки украл.

— И сколько дали?

— Четыре года.

Правда, тихий мальчуган забыл добавить, как он эту девчонку в кровь исхлестал металлическим прутом, и что у него это уже пятая судимость.

Экскурсантов провели в жилое помещение. Цветы на окнах, на стене большого размера акварель одного из местных художников — волк с беспощадным взглядом. Наверное, это любимый герой, и не только сказочный, но и в жизни.

Серые, аккуратно заправленные простыни на двухярусных койках. Лежать на них днем запрещено. В большой комнате с молчащим телевизором коротают время перед обедом десятка два мальчишек. Это дома можно как хочешь переключать каналы, здесь вечерний просмотр программы «Время» — обязательное мероприятие.

День здесь расписан по минутам. С шести утра и до отбоя в 22 часа — нет времени, когда можно просто побродить, полежать, как дома на диване, заглянуть в холодильник. Вне строя — только в туалет. Зарядка утром — обязательно, уроки — не сбежишь, вечером на дискотеку не сбегаешь. Телевизор посмотреть — и то по команде.

Работает в колонии и школа.

— К этому учебному году впервые пришлось заказывать буквари, — рассказал начальник колонии. — Все больше неграмотных даже в четырнадцать лет. Но аттестаты выдаем, как и на свободе, в торжественной обстановке. Только иностранного языка у нас нет.

Есть в колонии и компьютерный класс, где занимаются 40 воспитанников.

Работает и молельная комната. Каждое воскресенье в колонию приходит священник, наставлять на путь истинный заблудшие души. Батюшка оставил местной пастве библию в подарок, а вечером воспитатели нашли книгу в туалете, с выдранными страницами.

Заглянули в столовую. Пацаны с подносами стоят в очереди.

— Кормим по норме детского оздоровительного лагеря, — рассказал полковник Владимир Зюзин. — Каждый день масло, сыр, компот. Вот полдника нет…

— Хватает? — спросил стоявшего у стенки цыганенка.

— Кормят хорошо, — подтвердил парень.

В колонии есть свое подсобное хозяйство, одних свиней 200 голов. Мясо уже не знают, куда и девать.

Прошлись по цеху, где воспитанники на прессах штампуют какие-то детали для ГАЗа. Над станком висит плакат с призывом беречь и преумножать социалистическую собственность.

Заработки — от 300 до 1600 рублей в месяц. Но живых денег колонисты не видят до выхода на свободу. Если надо что-нибудь в ларьке, то под запись.

— Отказов от работы не бывает, — прокомментировал производственную тему начальник колонии. — Но и трудового энтузиазма нет.

Вряд ли пацан, державший в руках 20 тысяч рублей за снятый и проданный провод, с энтузиазмом будет работать за 300 рублей в месяц.

Функционирует в колонии и комната психологической разгрузки. Опытные психологи стараются унять тоску до дому, мамам. Встречи с родителями разрешены, и позвонить домой можно, но по строгому графику и всего несколько раз в год.

— Дорожите, пацаны, свободой. Делать здесь нечего! — напутствовал экскурсантов здоровенный воспитанник, секретарь совета коллектива колонии.

А экскурсанты как ржали всю дорогу, пока ехали в автобусе в колонию, так же ржали, как жеребцы, и весь обратный путь.

()