Гудериана держали за «хвост»

В конце августа 41-го года 137-я Горьковская стрелковая дивизия вышла из второго с начала войны окружения, на этот раз в леса под г. Трубчевском Брянской области. Позади были сотни километров с боями и тяжелыми потерями, впереди — новые бои и новые потери: все в дивизии понимали, что рассчитывать на отдых нельзя — фронт еле держался.

Командование фронта приказало дивизии оборонять г. Трубчевск, к которому рвались моторизованные корпуса 2-й танковой группы Гейнца Гудериана.

Полковник в отставке Александр Шапошников, командир 771-го стрелкового полка вспоминал:

— На совещании в штабе армии я случайно увидел карту с обстановкой на фронте. У города Трубчевска красным карандашом были жирно нарисованы цифры: 137-я сд. На карте дивизия выглядела внушительно. На самом деле в ее составе в те дни был один полк, в полку один батальон, а в батальоне — одна рота.

Остальные части и подразделения дивизии с боями еще прорывались из окружения. Каким-то чудом остаткам дивизии удалось удержать Трубчевск и даже сжечь 20 немецких танков. В начале сентября 137-я стрелковая дивизия начала постепенно оживать: вышли из окружения еще несколько сот бойцов и командиров, пришло пополнение.

А 20 сентября в дивизию приехали долгожданные гости, шефы из Горького.

Николай Рогожин, член делегации, в годы Великой Отечественной — заведующий военным отделом горкома партии:

— Времени на подготовку было очень мало, поэтому подарков удалось собрать немного: одиннадцать грузовиков с автозавода, несколько пушек, две бронемашины, а командиру дивизии полковнику Гришину — легковую автомашину от секретаря обкома партии Родионова. Из Горького мы ехали своим ходом. В дивизии все были нам очень рады, расспрашивали про Горький, задавали очень много вопросов. Мы говорили, что народ у нас трудится, ждем от вас победы, а бойцы отвечали, что воюем, но вот победы пока нет. Настроение у солдат было очень хорошее — все буквально рвались в бой. Нам много рассказывали о первых отличившихся в боях. Увезли домой несколько мешков писем, приветы и еще более крепкую уверенность в победе.

А пятого октября в газете «Горьковская коммуна» было напечатано письмо воинов 137-й стрелковой дивизии землякам, в котором они благодарили горьковчан за подарки и клялись еще сильнее бить врага. За два месяца боев дивизия, по данным ее штаба, вывела из строя около девяти тысяч гитлеровцев, уничтожила 80 танков, десятки орудий, минометов, автомашин и в срыв «блицкрига» внесла достойный вклад.

Тогда, в конце сентября 41-го, после двух месяцев тяжелейших боев всем казалось, что нет таких испытаний, через которые не прошла бы дивизия и ее солдат уже нечем удивить, но многим из них предстояло пережить еще более тяжкие испытания, третье окружение. Снова кровь, смерть товарищей и неизмеримый солдатский труд.

Генеральное наступление вермахта на Москву — операция «Тайфун» — началось 30 сентября ударом 2-й танковой группы из района Шостки на Орел. 24-й моторизованный корпус гитлеровцев быстр смял слабую оборону нашей 13-й армии и уже третьего октября ворвался в Орел. Шестого октября немцы заняли Брянск. Наши 3-я и 13-я армии, а с ними и 137-я стрелковая дивизия, оказались в оперативном окружении. Войскам, чтобы пробиться из окружения, предстояло пройти около 300 километров. Моторизованные корпуса гитлеровцев на этом направлении рвались к Москве, а в их тылу остались две наших армии. От их действий зависела тогда судьба столицы, да и всей страны. Можно было сдаться в плен, попрятаться по глухим деревням. Подавляющее большинство предпочли драться и умереть с оружием в руках.

В ночь на восьмое октября части 137-й стрелковой снялись со своих позиций, быстро прошли 60 километров и уже утром девятого октября начали переправу через Десну. Огромный поток людей, лошадей, автомашин растекался по лесным брянским дорогам. А впереди наши войска ждали части немецкой 18-й танковой дивизии.

Несколько суток тяжелейших боев в направлении Литовни и Навли.

Андрей Червов, радиотехник батальона связи дивизии, капитан в отставке:

— Когда пошли на прорыв, нас, связистов, оставалось человек сорок-пятьдесят, да и то в основном из взвода лейтенанта Баранова. Хорошо помню, что его солдаты все были в маскхалатах. Бой начался на заходе солнца. Артподготовка у нас велась всего одним орудием, да и то его немцы быстро накрыли минами. Когда стемнело, все по команде поднялись в направлении выстрелов. Пробежали разбитую зенитную установку, около нее кто-то громко стонал. У подбитого немецкого танка валялись убитые танкисты. Рядом горела деревня. Потом шли в полной темноте — ни зги не видно. Напряжение было такое, что не замечали времени. Шли толпой, по сторонам и вдалеке стучали выстрелы. За нами ехали два наших броневика, потом обогнали. Шли всю ночь. Нас обгоняли повозки и даже танки. То и дело слышны пулеметные очереди, винтовочные выстрелы. Было очень тревожно, мучила неизвестность, риск нарваться на немцев…

Дивизия пробилась через заслоны гитлеровцев, но дальше ее частям пришлось идти на восток, не имея связи друг с другом.

К 19 октября у командира 137-й стрелковой дивизии полковника Ивана Гришина под рукой оставалось не более двухсот человек, с остальными своими частями связи он не имел.

В архиве Министерства обороны в фондах 137-й стрелковой дивизии хранится записка майора Туркина командиру дивизии: «В районе Гремячее — Трояновский наблюдаю большую автоколонну немцев. Несколько десятков автомашин с грузами перед деревней. Охрана небольшая».

В журнале боевых действий дивизии о том, что было дальше, краткая запись: «При выходе из окружения с 7 по 28 октября в районе Гремячее — Трояновский разгромили тылы 18-й танковой дивизии, уничтожив 150 автомашин, несколько танков и до 200 немцев, взяли в плен 60 человек».

В той обстановке это был крупный успех в масштабах всего фронта.

Как удалось выиграть этот бой небольшой группе измученных многодневными боями окруженцев? Много лет ушло на поиски тех, кто мог бы рассказать об этом бое, открыть еще одну страницу битвы за Москву.

Андрей Червов, участник этого боя, капитан-связист:

— От Литовни мы все время шли пешком. Ни деревень по дороге, ни привалов. На каком-то хуторке я выпил три ковша воды, сел — и никак не могу встать: ноги отекли. А идти надо. Выдернул кол, так и поплелся. Отстал и своих догнал только к ночи. Утром нас покормили, была еще какая-то кухня. Стоим гурьбой, подходит полковник Гришин, за ним упряжка с орудием и телега, на ней два пулемета и миномет. Построились и командир дивизии поставил задачу: атаковать колонну противника, которая была где-то за лесом.

Казалось бы, предстоящий бой — явная авантюра: атаковать растянувшуюся на три километра колонну противника силами двухсот солдат, многие из которых от изнурения едва переставляли ноги. Можно было просто пройти мимо, на восток. Никто бы не осудил за это полковника Гришина, никто бы ничего не узнал. Но тогда через несколько дней, когда грязь застынет, колонна двинется на Москву.

Полковник Гришин тщательно продумал организацию боя. Да и слишком велик был соблазн ударить по застрявшей в грязи колонне. Сначала разведку боем провел отряд капитана Балакина численностью 60 человек: ворвались в Гремячее и установили наличие огневых точек. Рядом действовал отряд майора Туркина.

Иван Егоров, телефонист батальона связи, сержант:

— Перед атакой майор Туркин послал меня и красноармейца Егорова на разведку: узнать, сколько немцев в деревне. Перешли речонку, а дальше плетень, ничего не видно, и деревья мешают. Я вернулся и доложил Туркину, что ничего не видно. — «Что, крови боишься? Иди на те тополя, пока не услышишь выстрел нашей пушки». Я понял, что мне предстоит вызвать на себя огонь немцев, чтобы наши могли их засечь. Пошел, потом залег у кустика, пополз — по мне огонь из автоматов из-за тополей, а вскоре ударила и наша пушка…

Николай Старостин, политрук роты батальона связи, майор в отставке:

— Главную роль в этом бою сыграла рота лейтенанта Михайленко. Численностью она была всего около шестидесяти человек. Сначала шли колонной, метров за восемьсот от дороги развернулись в цепь. Я и Михайленко шли на левом фланге, на правом — взвод лейтенанта Баранова, в центре группа во главе с сержантом Червовым. Лесом вышли к шоссе, залегли метрах в двухстах от дороги, хорошо были видны десятки автомашин. Здесь же была наша пушка, сорокапятка. Подошел артиллерист, старший лейтенант: «Подойдете к дороге, дайте сигнал, я открою огонь». Когда у нас все вышли на рубеж атаки, Михайленко поднялся и помахал фуражкой. Мы поднялись все и с криком «Ура»! бросились вперед…

Алексей Коробков, телефонист батальона связи, старший сержант:

— Нам четверым была поставлена задача уничтожить в колонне танк. Скрытно подползли, бросили в танк по гранате и он загорелся. Тут и наши начали стрелять. Мы бросились к машинам. Немцы, шофера, кто побежал, кто отстреливается. Начали их бить, кого и штыком. Михайленко шел в полный рост с пистолетом и клинком: «Ребята! Все за мной! Живы будем, будем отдыхать!» У меня как раз фляжку пулей с ремня сбило…

Сохранились в архиве и наградные листы на участников этой операции. Эти документы помогли восстановить картину боя. Первым в атаку бросился старший сержант Алексей Коробков, несмотря на огонь, уничтожил несколько гитлеровцев и увлек за собой товарищей. Красноармеец Григорьев уничтожил двух гитлеровцев, троих взял в плен, красноармеец Арисов меткими выстрелами убил троих, еще троих немцев уничтожил и семерых взял в плен сержант Папанов. Когда группа наших солдат была прижата к земле пулеметным огнем и несколько гитлеровцев пытались зайти им во фланг, красноармеец Яковлев уничтожил их, а тех, кто побежал, забросал гранатами. Сержант Гаврилов со ста метров выстрелами из винтовки уничтожил расчет пулемета, чем обеспечил продвижение вперед своих товарищей. Наибольший героизм проявили бойцы отделения сержанта Михаила Корчагина, которые не только уничтожили охрану колонны на своем участке боя, но и ворвались в деревню, добивали гитлеровцев штыками и гранатами на чердаках, в подвалах, сараях…

Андрей Червов:

— Наша группа численностью человек пятнадцать атаковала центр колонны. Получилось все так дружно и быстро, что немцы не сумели организовать сопротивление, хотя охрана колонны была не меньше нашего отряда. Все решила внезапность атаки. Стрельба поднялась такая, что немцы из колонны побежали в бурьян за дорогой. Левее вела бой группа лейтенанта Баранова, было слышно, как там взорвались несколько автомашин. Когда бой немного затих, я побежал к легковой машине, там на сиденье лежал портфель. Только я его взял — немцы поднимаются из бурьяна, с поднятыми руками. Я их построил и заставил рассчитаться, было их человек двадцать. Собрал документы, все немцы были шофера, пожилые. Подошел Михайленко и приказал отвести немцев к полковнику Гришину. Машин на дороге стояло очень много, у некоторых и двигатели работали. Машины были в основном со снарядами и с горючим. Съестного в машинах ничего не нашли, ребята собрали у пленных фляжки с ромом, выпили натощак. Ночь коротали у машин, а утром на нас вышел немецкий танк, как раз напротив нашей сорокапятки. Стрелял немец из пулемета и болванками, иная как даст по сосне — пополам. Одна такая болванка попала мне подмышку, перебило ремень, разбило саперную лопатку, она и спасла, но рука онемела. Потом у танка заглох мотор и наступила тишина. Снаряды у нашей сорокапятки кончились, лежим все, не знаем, что делать. Потом танк уполз и мы начали поджигать машины…

Николай Старостин:

— На нашем участке в некоторых машинах было продовольствие: консервы, шнапс, даже жареные куры, шоколад. Одна машина была с тройным одеколоном: наверное, немцы где-то грабанули наш магазин и везли его с собой. Забирали, кто что хотел, а остальное поджигали. Скоро полыхала вся колонна, начали рваться снаряды. Одна машина взорвалась совсем близко, что чуть нас не задело. Всего мы тут сожгли не менее семидесяти автомашин…

Семен Баранов, командир роты батальона связи, майор в отставке:

— В этот же день кто-то из местных жителей сообщил нам, что на соседнем хуторе стоит еще одна колонна, машин — видимо-невидимо. Старший лейтенант Михайленко приказал мне разведать хутор. Немцев не видно, а машин стояло больше двадцати. Некоторые были с обмундированием, остальные с продуктами. Пока набивали вещмешки шоколадом, подошел немецкий танк. Выстрелил один раз и почему-то уполз. Я пошел к своим и вернулись мы сюда уже всей ротой…

Андрей Червов:

— Начали жечь машины и здесь. Часть продуктов раздали местным жителям. Особенно много было муки, женщины ее брали, кто сколько хочет. Когда загорелась одна машина, в небо вдруг ударил фейерверк: машина была с осветительными ракетами…

Владимир Балакин, майор в отставке:

— Я тоже помню этот фейерверк. На этом хуторе мы сожгли машин двадцать с грузами. Успех всей этой операции был обеспечен прежде всего внезапностью и смелостью наших солдат. Помню, как немцы убегали от нас в одном белье. Ребята даже нашли на дороге генеральский мундир, кто-то еще мерил его под всеобщий смех…

Радовался и полковник Иван Гришин: его двести солдат разгромили тылы целой танковой дивизии. Ее наступление на Москву стало на долгое время невозможным. В этом бою было уничтожено около двухсот гитлеровцев, а наши потеряли всего одного человека убитым.

За организацию этого боя майор Андрей Туркин был награжден орденом Красного знамени, старший лейтенант Семен Михайленко, первым в 137-й дивизии, орденом Ленина. Медалями были награждены многие участники этого боя. А вот командира дивизии полковника Ивана Гришина командование за тот бой отметило скромно: медалью «За отвагу». Скупились в то время на награды командирам: армия отступала.

И снова на восток, догонять фронт, держать Гудериана «за хвост».

Андрей Червов:

— После этого боя до своих шли еще дней десять. Измучились до предела. Помню, как погиб мой товарищ Солдатов, родом из Арзамаса. Мы все время были вместе и он такой крепкий парень, а в тот день немцы загнали нас в болото. Он сел на кочку: «Не могу больше!». Как я его ни просил, что встань, иди — не может подняться. Вести его или тащить у нас не было сил. Мы пошли, а он остался на кочке. Когда я оглянулся, то вижу: к Солдатову подошел немец, приставил к голове автомат и дал очередь…

Тридцатого октября первые группы бойцов 137-й стрелковой дивизии вышли на станции Косоржа и Щигры. Здесь были уже свои. Подсчитали живых: 806 человек. Из 5200, которые были в дивизии до окружения. Эти 806 человек, растянутые на пятнадцать километров вдоль реки Красивая меча, еще две недели держали здесь фронт, не пуская немцев на Москву. И снова на карте красным карандашом были жирно нарисованы цифры: 137-я сд.