Проект Валерия Киселева / Статьи / Великая Отечественная война / Война не кончилась. Потому что не похоронены погибшие солдаты

Память

Валерий Киселев

Война не кончилась.
Потому что не похоронены погибшие солдаты

В этом лесу вдоль Варшавского шоссе неподалеку от белорусского города Кричева скрип сосен кажется протяжными стонами умирающих солдат… Через несколько десятков метров от шоссе в лес то и дело попадаются одиночные могилы, а потом начинается и длинная цепь стрелковых ячеек. Здесь приняли свою смерть сотни бойцов 2-го батальона 771-го полка 137-й стрелковой дивизии.

Гибель этого батальона — одна из тайн Великой Отечественной. Обычно стрелковый батальон способен вести бой с превосходящими силами противника в течение длительного времени, этот — погиб за каких-то полчаса. В полном составе.

137-я стрелковая дивизия выехала из Горького на фронт на четвертый день войны. Это было отборное соединение, одна из лучших дивизий Красной Армии. Четырнадцать тысяч бойцов, двести орудий. Первый из 29 эшелонов разгружался в Орше, а последний под женский плач еще уходил из родных мест. Дивизия была на особом счету у командующего Западным фронтом маршала С. Тимошенко. Ее командир полковник И. Гришин за наркомовские учения 1940-го года был награжден орденом Красной Звезды и именными золотыми часами. Предвоенные репрессии, после которых, случалось, полками командовали капитаны, не сказались на качестве командного состава дивизии: здесь шесть командиров были в звании полковника. Дивизия перед отправкой на фронт была доукомплектована лучшими призывниками из Автозаводского и Сормовского районов. В 771 стрелковый полк влились 900 человек из Павлова. Это были в основном 30–35-летние мужчины, у каждого дома остались семьи.

Провожали дивизию на фронт всем городом, на вокзал в час отправки приехали первый секретарь Горьковского обкома партии М. Родионов и председатель облисполкома В. Третьяков. Договорились, что власти области будут помогать дивизии, шефство над ней взял завод «Красное Сормово». Тысячи жен и матерей, чьи мужья и сыновья уехали с этой дивизией на фронт, с нетерпением стали ждать писем. Но многие не дождались, ни писем, ни даже похоронок.

Свой первый бой 137-я дивизия приняла под Могилевом. Воевать начали с наступления, в первом же бою уничтожили около тысячи гитлеровцев и 30 танков. Но попали в окружение. Несколько десятков километров шли по лесам на восток.

Дивизия в составе 20-го стрелкового корпуса прорывалась за реку Сож у деревни Александровка между городками Пропойск (ныне Славгород) и Чериков. Окруженцев ждали части 4-й танковой и 10-й моторизованной дивизий гитлеровцев. Не уничтожив здесь советские войска, они не могли наступать дальше на восток. На обочинах шоссе в засадах стояли танки и бронетранспортеры, пулеметчики.

Днем 19 июля 1941-го части 137-й дивизии пошли на прорыв. Прошло почти 57 лет с этого дня, но лес до сих пор хранит следы тех боев. То и дело попадаются заросшие травой воронки от разрывов тяжелых снарядов, могильные холмики и одиночные окопчики. Достаточно снять дерн с окопа — россыпи гильз, а то и остатки оружия и снаряжения.

Около 70 участников этого прорыва удалось разыскать за послевоенное время. С их помощью и была воссоздана картина этих страшных боев. Тогда дивизия в полном составе после тяжелейшего боя прорвалась через Варшавское шоссе и вышла за реку Сож. На месте прорыва был оставлен только 2-й батальон 771-го стрелкового полка. Он должен был обеспечивать прорыв из окружения остальных частей нашей 13-й армии. Несколько дней мимо позиций батальона за Сож проходили группы окруженцев. Батальон капитана Леоненко для гитлеровцев был как бельмо на глазу, наши бойцы держали под обстрелом большой участок шоссе.

Линия обороны батальона хорошо сохранилась до сих пор. Около двухсот стрелковых ячеек по фронту до семисот метров, пулеметные окопы, остатки блиндажей. В 41-м здесь было поле, покрытое редким кустарником, а сейчас сосновый лес. У каждого окопчика выросла сосна, словно вобрала в себя жизнь погибшего в нем бойца. Шумят под ветром деревья, будто перешептываются между собой лежащие под ними солдаты…

Жители близлежащих деревенек долго ходили хоронить погибших здесь наших бойцов. Хоронили прямо в окопчиках. Просто засыпали землей. Лишь к 20-летию Победы дошли у местных властей руки, чтобы произвести перезахоронение. На месте боя тогда побывал ветеран полка полковник в отставке А. Степанцев, он и поднял тревогу. А то доходило до того, что сюда приезжал какой-то московский художник и собирал солдатские черепа для своей мастерской. Останки погибших были собраны, как рассказали местные жители, в 6–7 гробов и с почестями похоронены у шоссе. На этом месте сейчас стоит памятник. Ухоженный, покрашенный. Но нет здесь ни списка погибших, ни хотя бы таблички, из какой дивизии покоятся здесь солдаты.

А перезахоронили здесь тогда далеко не всех. Два раза в начале 80-х годов приезжали сюда экспедиции поисковиков из Горького и почти в каждом вскрытом наудачу окопчике находили черепа, кости, гильзы, ржавые каски и остатки снаряжения. У памятника на шоссе вырос еще один могильный холмик. После каждого такого приезда на место гибели батальона в газетах появлялись тревожные публикации. В День Победы под звон медалей тех, кому повезло остаться в живых, звучало на митингах и с высоких трибун, что «Никто не забыт, и ничто не забыто», а в окопчиках у Сожа так и лежали останки их боевых товарищей. В стране в честь погибших на войне возводили гигантские монументы, но не находили средств на организацию захоронения солдат, погибших 40, 50 лет назад. Бывшие фронтовики думали больше о льготах да о введении нового закона «О ветеранах», чем о своих незахороненных товарищах.

Потом началась Афганская война, перестройка, случился Чернобыль. Место прорыва 137-й стрелковой дивизии, словно за грехи живых перед погибшими, оказалось в зоне радиационного заражения. Вдоль всего леса стоят знаки: «Опасная зона». За Чернобылем последовали распад СССР, потом Черномырдин и Чечня. О костях погибших солдат вспомнили, когда надо было готовить Книгу памяти. Вспомнили, но тут же за житейскими хлопотами да разными выборами забыли.

А в деревне Александровка, что в двух километрах от места гибели батальона, все также живут люди.

Анне Лазаренко в 41-м было 17 лет, она последняя из местных жителей, кто помнит войну.

— Когда наши пошли на прорыв, то бежали по улице к реке, — начала она свой рассказ. — И орудия были, большие и малые, и на конях были. Очень много здесь войск прошло за Сож, вот здесь у них была переправа, — показала она место у реки. — Немцы здесь нарыли траншей, у леса стояли танки. А наши были за Сожем, в поле.

— А вы ходили в лес хоронить наших солдат?

— Ходила, все видела. Наши местные собирали потом кости и прикапывали. Много их было в лесу, под каждым кустом лежали.

— А из местных жителей тогда много погибло?

— В отступление мы не уходили, прятались в погребушке. Только прибегли мы туда, немцы кричат, чтобы вылезали. А страшно было так, что все мы онемели. Вижу, как немец гранату из-за ремня достал и в нас. Погибла женщина, на руках у нее был шестимесячный ребенок, так он жив остался, а в ногах двое мальчиков — оба насмерть. И девку одну ранило. А я жива осталась.

Никогда не забудет Анна Лазаренко пережитый ужас войны…

— Если будет еще одна война, так лучше не дожидаться смерти, а самому себе ее сделать… Помню, как немцы гнали наших пленных… Сами верхом, а наши идут спотыкаются, бедняжечки, немцы их бьют… Один раз идем — немцы на нас, и как загогочут, автоматами грозят. Сейчас вы не поймете, что такое было девушке в лесу встретить немцев… Это не передать, какой ужас. У нас был хлеб и бульбочки немного, несли детям, а они подумали, что это мы несем партизанам. Один немец автомат навел и повел в комендатуру. Сердце замерло так, что ни о смерти не думаешь, ни о жизни. Тогда расстреливали они у ручья. Спас переводчик, отговорил немцев нас убивать.

…Как и 57 лет назад, нес свои воды Сож, светило солнце и зеленела трава, в немецкой траншее играли дети, неподалеку в воронке под маленьким холмиком лежал застрелившийся в 41-м раненый полковник…

Все документы, которые местные жители собрали у погибших, потом отобрали полицаи. Поэтому и не знают жены и дети погибших солдат, где похоронены, и похоронены ли, их мужья и отцы.

А дивизия после тех боев, так и не предав земле своих убитых, была переброшена на другой участок фронта. Снова окружение. Писарям в штабе было не до заполнения похоронок, вот и получилось, что из 930 павловчан, призванных в 771-й полк, 416 не числятся ни в списках погибших или хотя бы в пропавших без вести, ни в числе живых. Нет их и в областной Книге памяти. С фронта домой из этих 930 вернулись всего четверо. Большинство из погибших остались навечно непохороненными в лесах вдоль Варшавского шоссе у берегов Сожа.

Но есть полный список тех, кто ушел тогда на фронт в составе 771-го стрелкового полка. Это Ананьев Геннадий и Астафьев Николай, Абросимов Михаил и Аксенов Алексей, и еще сотни и сотни имен и фамилий… Забытых всеми, в том числе и своими родными.

И рок словно мстит за равнодушие к павшим отцам в годы Великой Отечественной: в Ростове-на-Дону, в рефрижераторах 124-й лаборатории судебно-медицинской экспертизы Северо-Кавкавского военного округа четвертый год лежат неопознанные и забытые всеми, в том числе и своими матерями, останки 450 российских мальчишек, солдат, погибших в Чечне.

© 2001—2007 Валерий Киселев (текст), Вадим Киселев (оформление)

Hosted by uCoz