Кто похоронит солдат 41-го года?

«Белоруссия родная, Украина золотая…» — это строчки из песни, популярной в годы Великой Отечественной. Белоруссия действительно должна бы считаться родной для многих нижегородцев. Хотя бы потому, что в ее земле покоятся тысячи солдат, которые ушли на фронт в первые дни войны из Горького и погибли на берегах Сожа в Могилевской области. Но помнят ли нижегородцы и белорусы тех погибших солдат, кому они обязаны жизнью?

Десятки эшелонов 137-й и 160-й дивизий 20-го стрелкового корпуса спешили в первые дни войны на Западный фронт. Тысячи горьковчан провожали тогда своих мужей и отцов. Пришли на вокзал проводить дивизии и тогдашнее руководство области — первый секретарь обкома партии М. Родионов и председатель облисполкома В. Третьяков. Обещали помогать и помнить, шефом 137-й стрелковой дивизии стал тогда завод «Красное Сормово». Ждали писем от земляков с фронта. Но многие из жен и матерей не дождались не только писем, но и похоронок. Например, из 930 павловчан, которые были мобилизованы в 771-й полк, домой живыми вернулись только четверо. Судьба почти 700 солдат из этого полка так и осталась неизвестной, от более 400 из них в Книге памяти не осталось даже строчки. Могилами этих солдат стали их последние окопчики.

…Белорусскую границу мы проехали без проблем. Молодой таможенник только спросил, кто мы и куда едем, не стал брать и положенной платы за въезд в республику.

— Журналисты? Проезжайте, пожалуйста.

Старинное белорусское село Милославичи в нескольких километрах от Варшавского шоссе между городами Кричев и Рославль. Еще несколько лет назад сельская церковь стояла в снарядных отметинах: с ее колокольни вел в 41-м огонь по нашим наступающим бойцам немецкий пулеметчик. Сейчас церковь реставрируется, не видно и снарядных отметин, оставленных в 41-м артиллеристом сержантом Е. Ленским. Глядя на свежевспаханное поле, трудно представить, что тогда, 7 августа 41-го, все оно было покрыто телами наших погибших солдат.

На памятнике погибшим в центре сельского кладбища всего несколько фамилий, это тех, у кого нашли медальоны. На самом деле на этом поле и на кладбище погибли тогда в бою не менее 400 наших солдат.

Мария Степаненко, одна из последних местных жителей, которая помнит, что происходило здесь 57 лет назад.

— От края и до края, все кладбище было в телах погибших, — рассказывает она. — А на поле убитых прикапывали в ямках. Наши как поднимутся в атаку, так их с кладбища пулеметом. Взяли кладбище, так с церкви немцы стреляют.

Подошли двое трактористов, что пахали поле боя. Несколько лет после войны здесь еще выпахивали кости погибших… И ели хлеб с прахом погибших. Показали траншею возле кладбищенской ограды, где лежат останки нескольких десятков гитлеровских солдат. Один из трактористов вспомнил, что местные жители, когда закапывали немцев, у одного из них нашли золотой зуб. Эти немцы были из 7-й пехотной дивизии, из Мюнхена. Помню рассказ одного из участников этого боя, что раненые немцы, взятые в плен на этом кладбище, были в таком остервенении, что не давали себя перевязывать, а один из них кинжалом убил нашу санитарку, которая хотела его перевязать.

На месте разбитых в щепки деревьев выросли на этом кладбище тополя. Всего 18 фамилий на памятнике погибшим солдатам…

Долгие годы учитель местной школы В. Шевардо собирал материалы и хранил память о наших погибших солдатах, создал музей. Умер краевед в 1979 году. Началась перестройка, и не стало музея.

Жена В. Шевардо рассказала:

— Часть материалов в школу забрали, часть пораскрали. А было, помню, много военных фотографий, документов.

Молодой учитель Милославичской школы М. Дуптов сейчас по крупицам восстанавливает этот музей.

В Кричев мы приехали как раз к началу первомайской демонстрации. Чистые улицы, нарядные люди, очень много молодежи. Кстати, все белорусы, с кем мы ни говорили в этот день, с уважением отзываются о своем президенте А. Лукашенко. Для них он действительно батька: «Пенсия — день в день, зарплату не задерживают, в магазинах все есть, о преступности мы знаем только по российскому телевидению». Живут белорусы в целом пусть и небогато, но достойно. Даже пашут поля за 70 процентов урожая захиревшим соседним российским хозяйствам. В Кричеве производство за прошлый год выросло на 15 процентов. Председатель Кричевского райисполкома А. Силаев свое выступление на митинге начал с того, что подчеркнул значение союза Белоруссии и России:

— Столетиями русские и белорусы жили вместе, не было никаких границ, никаких препятствий. Нам очень важно в новых условиях сохранить и развить связи с нашим восточным соседом.

Кричев бережно хранит память о погибших на его земле нижегородцах. Как ни трудно было городу, но здесь и мысли не возникало, чтобы порушить музей. Созданный известным краеведом заслуженным работником культуры Белоруссии М. Мельниковым, музей работал и в праздничный день. Нынешний директор музея дочь М. Мельникова Наталья Михайловна показала экспозицию, рассказывающую о боях под Кричевом в 41-м. Десятки фотографий наших земляков, исторические реликвии, найденные на местах боев — все это в музее на почетном месте. Кстати, и до войны Кричев и наш город связывало многое. Есть в районе поселок Сормово, основанный в начале 30-х годов сормовскими рабочими, которые создавали здесь первые колхозы. На кричевской земле командовал партизанским отрядом и наш земляк автозаводец П. Шмонин. Летом 41-го он попал здесь в окружение, был взят в плен, расстрелян, но чудом остался жив. Из окруженцев создал партизанский отряд, громил здесь гитлеровцев, орден Боевого Красного знамени получил из рук всесоюзного старосты М. И. Калинина, а после войны навсегда поселился в Кричеве. Не стало П. Шмонина всего 2 года назад…

Остался позади праздничный Кричев, наш путь лежит на место прорыва 137-й стрелковой дивизии через Варшавское шоссе за Сож у деревни Александровка. Казалось бы, что может напоминать о войне спустя 57 лет? Но вдоль шоссе то и дело попадаются заросшие травой воронки, окопы и одиночные могилы. У шоссе стоит памятник погибшим в ходе прорыва. Памятник ухоженный, покрашен свежей синей краской, лежат венки. Только нет здесь таблички, что погибшие — бойцы 137-й стрелковой дивизии… Напротив, как рассказали местные жители, захоронены немецкие солдаты. На этом месте давно выросли сосны.

Вдоль лесной дороги к Сожу то и дело опять видны одиночные безымянные могилы. Сколько же полегло здесь наших солдат…

Анна Лазаренко, единственная жительница деревни Александровки, которая помнит, как шли здесь бои в 41-м…

— Солдаты бежали по улице к реке, и орудия были, большие и малые, много войск шло… — рассказала она. — А немцы порыли здесь траншеи, танки их стояли у леса. Наши переправились через Сож и встали там в лугу. Вся деревня тогда сгорела…

В осыпавшейся немецкой траншее посреди деревни играли маленькие дети. За деревней, почти на берегу Сожа в воронке от авиабомбы под маленьким холмиком лежал неизвестный застрелившийся русский полковник.

Ужас войны до сих пор в памяти Анны Лазаренко:

— В отступление мы не пошли, спрятались в погребушке, заглянул к нам немец, приказал выходить, а мы онемели от страха. Он снял с ремня гранату и бросил в нас. Как я жива осталась — не знаю. Погибла женщина, соседка, двоих мальчиков у нее в ногах убило, а ребенок грудной на руках был — живой остался… Если еще одна такая война будет, лучше не дожидаться смерти, а самому ее принять… Помню, как немцы гнали наших пленных, спотыкаются, бедняжечки, а они их бьют. В лесу встретила один раз немцев, они загоготали, автоматы наставили. Сердце замерло так, что ни о жизни не думаешь, ни о смерти. Привели в комендатуру, хотели расстрелять у ручья, но переводчик меня спас…

После боев местные жители хоронили наших погибших.

— Под каждым кустом они здесь были, — вспоминает А. Лазаренко, — просто прикапывали их, где лежали.

Долго лежали кости одного солдата в оградке возле дома в деревне…

Документы убитых, которые собрали местные жители, чтобы потом сообщить домой, в войну отобрали полицаи.

До сих пор жутко в лесу, где погиб прикрывавший подступы к шоссе 2-й батальон 771-го полка. Около двухсот стрелковых ячеек, осыпавшихся от дождей и времени, остатки блиндажей. Раньше здесь было поле с редкими кустарниками, а сейчас у каждого окопчика выросла сосна, словно вобрала в себя жизнь убитого солдата. Деревья скрипят от ветра, а кажется, что это стонут умирающие бойцы.

Только в 1965 году, к 20-летию Победы у местных властей дошли руки, чтобы перезахоронить погибших в этом лесу. Тогда на место боя приезжал участник этих боев полковник А. Степанцев, он и поднял тревогу: в каждом окопчике — останки погибшего. Местные жители рассказали, что сюда приезжал какой-то московский художник, собирал здесь солдатские черепа для своей мастерской. В 1965 году из окопчиков извлекли останки погибших, уложили их в 6–7 гробов и захоронили у шоссе в братской могиле. Но поиски останков прошли некачественно: едва ли не в каждом окопчике и 10, и 15, и 20 лет спустя мне доводилось находить черепа и кости погибших солдат. Батальон тогда, 24 июля 41-го, погиб полностью, более двухсот человек, а перенесли в братскую могилу какую-то часть. Местный военком рассказывал, что в районе хоронить погибших на войне можно хоть каждый день: то трактористы распашут могилу или окоп, то мальчишки найдут. Белорусы, особенно пострадавшие от войны, как-то спокойнее относятся к смерти вообще. Последние же годы им не до поисков погибших: надо спасать от радиации живых.

После каждой такой поездки на места боев в газетах появлялись тревожные статьи. И никакой реакции ни от властей, ни от советов ветеранов, ни от родных погибших. Организовать праздничный парад, фейерверк и постоять с цветами у Вечного огня два раза в год конечно проще, чем захоронить останки своих же отцов и дедов в нормальные могилы.

Но рок словно мстит всем нам за неотданный вовремя и до конца долг нашим павшим в 41-м солдатам: четвертый год лежат в рефрижераторах в Ростове-на-Дону останки 450 неопознанных российских солдат, убитых в Чечне. Не хватило нам 57 лет, чтобы по-человечески похоронить своих солдат, и вряд ли удастся не только сейчас, но и потомкам: леса вдоль Сожа, где остались навечно тысячи наших земляков, накрыли черные облака Чернобыля.