Валерий Киселев

34. Война, наверное, закончилась. Но не для пленных

Из командировки в Чечню вернулись члены комитета солдатских матерей Нижегородской области Н. Жукова и Г. Лебедева.

— Наталья Станиславовна, как вы добирались до Чечни?

— Выехали мы 8 августа поездом до Минеральных Вод, потом электричкой до Моздока. Там уговорили вертолетчиков взять нас с собой до Ханкалы. Летели вместе с контрактниками, они все пьяные в дугу. На нас с такой бравадой: «А вы зачем в Чечню?» — «А вы зачем? — отвечаем. — Убивать очень хочется или быть убитыми?» Потом этих контрактников всех отправили обратно. Как ни просились в Ханкале взять нас с колонной в Грозный — ни в какую, дорога так обстреливалась, что носа не высунешь. В Ханкале переночевали в вертолетном полку. Всю ночь — стрельба, бухает тяжелая артиллерия, «Грады» стреляют так, что вагончик подпрыгивает, сполохи по всему небу, слева Аргун горит, справа — нефтехранилища в Грозном. В Ханкале к штабу нас не подпустили даже близко. Потом все же направили в казарму, где разместились матери, разыскивающие своих детей. Многие живут здесь давно, со всей страны. Такое рассказывают — жутко слушать. Обменялись фамилиями, фотографиями, разыскиваемых солдат.

— Главной целью вашей поездки были поиски наших пленных солдат…

— Да, но уж очень большую задачу мы перед собой поставили: разыскать более ста человек. Никто из командиров, с кем мы встречались, толком не знают, где наши части стоят, да еще эта вспышка военных действий… Из 245-го мотострелкового полка 27 человек в плену. Пленные из этого полка практически брошены на произвол судьбы, из 166-й мотострелковой бригады — 42 человека в плену, в том числе 7 нижегородцев.

— Вам удалось побывать в этой мотострелковой бригаде?

— Ездили туда, она стояла в это время под Шали. Встретили там нас очень плохо, чуть не под конвоем водили. Боевых действий в эти дни бригада не вела, обеспечивала в поле встречу Лебедя и Масхадова. Встретились с врио командира бригады полковником Переслегиным, представились, сказали, что мы по делам пленных. Ответил он так: «Я за них ржавого гвоздя не дам».

— Почему?

— В бригаде считают, что в плен на том блокпосту в марте нынешнего года попали по пьянке. Хотя это не так. У нас есть письмо от одного из пленных офицеров, он рассказал, как все было на самом деле.

— А живы ли эти наши пленные?

— Когда мы встретились с заместителем главы администрации Шали и показали фотографии этих пленных, он сказал, что они живы. Потом мы узнали, что чеченцы расстреляли десять наших солдат. Эти пленные были у самого Масхадова. Расстреляли и офицера переславшего письмо. Не знаю, как рассказать об этом его жене…

— А с Лебедем, случайно, не удалось встретиться?

— Окружение Лебедя уводило его от нас кругами. И из бригады нас приказали срочно вывезти вертолетом в Ханкалу. Мы поняли, что у командира 166-й бригады и чеченцев из Шали хорошие отношения, они могли бы нас свести с полевыми командирами в Чечне.

— Как работает в Чечне комиссия по розыску и обмену военнопленных?

— Их две, от федеральных и внутренних войск. Как работают: собирают сведения о пропавших без вести у мам. Из Ханкалы никто из комиссии не выезжает. Федеральная служба безопасности, похоже, работает только с теми, кто уже как-то вырвался из плена, — тоже не помощники.

— Так что же реально делает эта комиссия по розыску военнопленных?

— Возглавляет ее полковник Бенчарский. У него такой ритуал: каждый день в 16 часов выходит из штаба к мамам и сообщает, что ничего нового нет, но как только что-то узнает, сообщит. Мамы в сотый раз рассказывают ему про своих сыновей. Это общение армии с родителями очень похоже на политинформации. Однажды нам сказали, что мы плохо воспитали своих детей, раз они не пишут столько времени. Мамы в эту комиссию по розыску не верят, но все равно оттуда не уходят.

— А сколько же всего, по данным комиссии, наших солдат в плену?

— Сколько точно, сказать нельзя, не меньше тысячи. Эта комиссия по розыску пленных — для галочки, буфер между штабом группировки и родителями. Если пленных и возвращают, то в основном сами мамы. А потом военные записывают их на себя.

— У вас были встречи с чеченцами?

— Конечно. Когда нас вывезли из Шали в Ханкалу, мы все же решили ехать туда снова. Каждый день пока мы были в Ханкале, оттуда вылетали по 5–6 вертолетов с убитыми солдатами, до 60 трупов в каждом вертолете. Поехали из Моздока на автобусе через северные районы Чечни. Через 11 блокпостов. На одном из них солдат проверил наши документы и попросил выйти из автобуса. Мы думали, что задержат, а он вдруг говорит: «Делайте же хоть что-нибудь, чтобы эта война закончилась!» Чеченцы молодежь, на нас смотрели косо, но агрессивности мы не чувствовали. Чеченцы часто давали нам понять, что они в этой борьбе правы, давали нам почувствовать свое превосходство. Рассказывали, например, вот такую легенду: два русских батальона всю ночь лежали в грязи, а перед ними гулял осел с привязанным магнитофоном, откуда доносились крики: «Аллах акбар!»

— Как ваша женская интуиция подсказывает: кончилась ли война?

— Война, наверное, кончилась. Но, не для пленных. Генералы не навоевались — однозначно, и еще бы повоевали. Встретились с одним старшим лейтенантом из Шумиловской бригады — Лебедя ругает, на чем свет стоит, что не дал добить боевиков. А у самого в роте всего 14 солдат осталось. Самое страшное, что выведут войска — и никто пленными заниматься не будет. Да и не отдадут их чеченцы даром: столько мы там всего разрушили. Пока не будет объявлена амнистия всем — и пленным, и чеченцам, пленных они не вернут.

— То есть чеченское эхо будет еще долгим…

— Скоро будет обвал трагедий в семьях: начали работать эксгумационные команды. Всех эксгумированных отвозят в Ростов-на-Дону, мы там были, в лаборатории, где проводят опознание. До 40 процентов, как нам там сказали, погибшие не опознанные. Да и как можно опознать, если много обгоревших обрубков, без головы и ног. Есть и такие, чья личность установлена, но матери их не забирают: не верят, что это их сын! Ведь только на конец 1995 года было 10 тысяч погибших солдат, а, сколько мирных жителей — не знает никто.

— И все-таки, какой главный итог вашей поездки в Чечню?

— Двоих ребят нам удалось демобилизовать прямо на месте, о семидесяти узнали, они были точно живы на 16 августа.