Валерий Киселев

63. В Аргунском ущелье

…В забавах света вам смешны
Тревоги дикие войны.

М. Лермонтов, «Валерик»

Волчьи ворота

На перестрелки в Чечне солдаты и мирное население обращают внимания не больше, чем прохожие на перезвон трамваев где-нибудь на Черном Пруду. Двое бойцов неподалеку продолжали спокойно пилить бревно. Не прибавили шагу и даже не оглянулись, заслышав пальбу, солдаты с бачками для каши. Продолжали умываться девушки-медсестры. Пожилая чеченка в ауле Дачу-Борзой, когда где-то недалеко в горах начали рваться мины, спокойно читала книгу, сидя на лавочке у своего разрушенного дома. А на горе в «зеленке» нет-нет да и мелькнет оптика снайперской винтовки. Когда стрельба кончается, начинают тоскливо куковать кукушки и жизнерадостно квакать лягушки.

— Бросишь гранату, полчаса молчат, — сказал лейтенант, командир взвода.

Пока тихо, идиллия, как в Швейцарии: на живописных склонах зеленых гор пасутся коровы, в небе поют птицы.

— Вон оттуда, из-за реки, снайпер стрелял, — показал комбат на развалины здания. — Щелк, щелк — над головой. Накрыли. Сходили посмотреть, четверых нашли. Одного уже шакалы сожрали, лишь резиновые сапоги остались.

В эти леса еще лет тридцать нельзя будет ходить… Волчьи ворота — так называется проход в Аргунское ущелье. Здесь шли особенно ожесточенные бои. Деревья на вершинах гор стоят абсолютно голые: все листья сбиты пулями.

Виталий Чаганов, радиотелеграфист, показал на склонах Волчьих ворот места, где сидели боевики. Блиндажи покрыты тяжелыми бревнами. Таскали их пленные. В оставленных окопах — матрасы и тряпки, засохшие остатки хлеба. Здесь нашли целый склад наркотиков и минометы с арабской вязью на стволах. Местность отсюда просматривается на многие километры. Впереди все время горит нефтяной факел — ориентир на Ханкалу.

Шесть суток шли бои за вход в Волчьи ворота. По данным разведки, их обороняло до тысячи боевиков. Кладбище в ближайшем ауле Чишки, где боевики, стараясь успеть до захода солнца, хоронили своих погибших, заметно увеличилось. На склоне горы российские солдаты в память своих погибших товарищей поставили большой деревянный крест.

У русских ушки на макушке

Сейчас в Аргунском ущелье стоит Шумиловская отдельная бригада оперативного назначения внутренних войск, контролирует дорогу, по которой в Шатой и к грузинской границе идут колонны с грузами для войск.

Как только колонна входит в зону ответственности бригады, командиры дают сигнал тревоги и из палаток выбегают солдаты. Каждый быстро занимает свое место в окопе над дорогой. Пулеметы, автоматы, зенитные установки и минометы готовы немедленно открыть шквальный огонь по горам напротив позиций. Колонна прошла — отбой. Но всегда в готовности вести огонь дежурные расчеты.

Возле аула Зоны пятеро солдат копали траншеи.

— Давно работаете?

— Вторую неделю долбим. Если бы чернозем — на день работы. А то такие «самородки» попадаются — вдвоем не сдвинуть.

Грунт — сплошная щебенка. Приходится сначала отбивать ее киркой.

— А не боитесь, что с этой горы гранату на позиции забросят?

— Не долетит, — ответил солдат. — Она через три секунды взрывается.

Неуютно стоять между гор или ехать на броне по дороге. Не покидает ощущение, что из «зеленки» за тобой кто-то все время наблюдает. Ночью же на взводных опорных пунктах, раскиданных вдоль горных дорог особенно жутко: мгла — зги не видно. Так и хочется выпустить в темноту длинную очередь.

— Ничего, мы уже привыкли, — говорят солдаты.

Привыкли, что десять дней без хлеба, что с трудом лезет в горло перловка с тушенкой. Если сядут батареи радиостанций и потребуется помощь, вся надежда, что в случае чего соседние заставы услышат шум боя. Зато вода — родниковая, говорят солдаты. Случается, что по ночам на растяжках, расставленных вокруг застав для обороны, подрываются кабаны, лисы, а то и боевики.

Если в эти условия посадить солдат любой армии стран НАТО, через неделю их можно будет брать голыми руками…

Саперу нельзя ошибаться

Партизанская война в Чечне — в разгаре. Нападения на колонны случаются почти ежедневно. И каждый день саперы перед прохождением колонны проверяют миноискателями свой участок дороги.

Старший дрессировщик собаки Вячеслав Крючков и двое его товарищей Сергей Снегирев и Алексей Селюнин фугас на обочине дороги нашли ранним утром. В нем оказалось четыре килограмма пластида. Вполне хватило бы, чтобы разнести в клочки тяжелый «Урал» с боеприпасами. Вячеслав рассказал, как он нашел фугас, а потом взял его на руки, как младенца. Солдатам помогают собаки. На счету умницы овчарка Шерри не один десяток найденных мин и фугасов. Есть в бригаде и собаки специального назначения. Их задача — уничтожение огневых точек противника. Огромный пес молча мчится на затаившегося в кустах с пулеметом бандита и рвет ему глотку. В свободное от службы время эти собаки — добрейшие существа.

Десятки объектов разминировали за время второй чеченской кампании саперы Шумиловской бригады. Руководит ими старший инженер бригады майор Андрей Коновалов. Он настоящий мастер своего дела. После окончания военного училища в 1991 году прошел с миноискателем Нагорный Карабах, Северную Осетию, Ингушетию. В перерыве между войнами закончил академию. За прошлую чеченскую кампанию имеет несколько наград. Под Новогрозненским с минного поля вытаскивал попавших туда омоновцев. В нынешнюю кампанию саперы Шумиловской бригады полностью разминировали Шатой. Сейчас здесь около пяти тысячей жителей, а было, когда пришли шумиловцы, всего сто пятьдесят. Бутылка водки здесь стоит 300 рублей, пачка сигарет — 80. Как-то чеченцы предложили брянским омоновцам барана за бутылку водки, надо было на свадьбу, но те отказались: «И сами выпьем». Водкой в Шатое раньше не торговали. Одного предпринимателя, решившегося на этот бизнес, по приговору шариатского суда незадолго до прихода русских закопали живьем в землю вместе с его детьми.

Список найденных в Шатое саперами Шумиловской бригады взрывоопасных предметов различных конструкций впечатляет: только за последние три месяца уничтожено 42 фугаса, в домах снято 3,5 тысячи мин и растяжек. Саперы нашли в Шатое и окрестностях две базы боевиков и пять схронов. Кстати, в схронах было много продуктов, закупленных боевиками на Украине. Лишь один найденный склад с оружием и боеприпасами, в том числе и с переносными зенитными ракетами «Стрела» дал бы боевикам возможность уничтожить несколько колонн. Склад нашли после упорных поисков, в земле на глубине более метра.

Каждый выход саперов на задание может закончиться бедой. Бандиты прошли хорошую подготовку и мины ставят с сюрпризами. К каждой мине нужен индивидуальный подход, сказал майор Коновалов. В сложных ситуациях за разминирование он берется сам. Если мину нельзя обезвредить — взрывают на месте.

— На нервы не жалуюсь, но напряжение бывает, — говорит он. — Надо всегда просчитывать ситуацию.

Майор Коновалов воевал и не увидел, как начал ходить его сын, не уверен, что услышит его первые слова — бригада воюет и он должен быть вместе со своими товарищами…

«Аллах акбар!» — «Воистину акбар!»

Самый жаркий бой за последнее время бригада приняла 25 апреля. Внизу, у бурного Аргуна, проходила в Шатой растянувшаяся на пять километров колонна центроподвоза, которую сопровождала рота 245-го гвардейского мотострелкового полка. Шумиловцы на своем участке в районе аулов Дачи-Борзой и Ярышмарды должны были обеспечивать безопасность прохождения колонны.

— Если нас «чехи» просто убивают, — сказал один из офицеров бригады, — то солдат двести сорок пятого полка они убивают с удовольствием.

Как обычно, саперы провели инженерную разведку дорогу, фугасов не обнаружили. Над дорогой пролетели вертолеты обеспечения. А в это время в «зеленке» на склонах гор уже сидели в ожидании колонны наемники из отряда Хаттаба. Всего, как потом определили, не менее 50–70 человек, с гранатометами и автоматическим оружием.

Едва лишь выбрался обоз
В поляну, дело началось…

Они открыли огонь ровно в 9:40. В том же самом месте на подходах к аулу Ярышмарды, где 16 апреля 1996 года в засаду попала колонна 245-го полка. Тогда полк понес здесь большие потери. В ущелье до сих пор ржавеют две «бэхи» этого полка. Хаттаб надеялся повторить успех, он был уверен, что условия местности и внезапность позволят ему уничтожить здесь колонну полностью, а русские командиры вновь «наступят на те же грабли», то есть не сумеют ей вовремя помочь.

Колонна под кинжальным огнем остановилась. Опять как у Лермонтова : «И градом пуль с вершин дерев отряд осыпан…» Водители и охрана выскочили из машин, но бежать было некуда: слева — почти отвесные горы, справа ущелье, в котором мчится быстрый и мутный Аргун, а за ним — море огня со склонов гор. Счет шел на секунды. Загорелась БМП, в колонне были убиты четверо солдат, несколько человек получили ранения, остальные укрылись за броней, ожидая каждый миг получить выстрел из гранатомета. «Аллах акбар!» — подбадривая себя, кричали наемники, «Воистину акбар!» — тихо отвечали русские, меняя магазины автоматов.

— Дежурный расчет батареи открыл огонь через двадцать секунд, как услышал стрельбу на дороге, — рассказал командир минометчиков старший лейтенант Андрей Воронков. — А через сорок секунд огонь вели все шесть минометов батареи.

Комбат показал на худенького солдатика. Он под пулями боевиков бегом притащил на батарею два ящика мин общим весом сто двадцать килограммов.

Двести тридцать пудовых мин (кстати, 1957 года выпуска) с разлетом осколков в двести метров каждой батарея выпустила по боевикам за несколько минут. Это было море огня. От выстрелов станины минометов ушли в грунт на 70 сантиметров. Иные из них потом приходилось выдергивать из земли «Уралами». Боевики вынуждены были резко снизить интенсивность стрельбы.

Одновременно по склонам горы открыла огонь зенитная установка, за которой находился капитан Александр Иволгин.

— Стреляли две группы боевиков общей численностью пятьдесят-шестьдесят, — рассказал рядовой Иван Елькин, радиотелефонист батареи зенитных установок. — Капитан Иволгин израсходовал один боекомплект, это пятьсот патронов, мы начали заряжать второй. Пули свистели, но страха в эти минуты не чувствовали. Командир взвода старший лейтенант Бердников корректировал огонь. Только зарядили второй боекомплект, «чехи» начали стрелять по нам из 30-миллиметрового орудия, снятого с БМП. Первые два выстрела попали в землю перед нами, а осколки третьего — в машину с зенитной установкой.

Никто из расчета установки, хотя она была под шквальным огнем боевиков, не ушел из боя до конца. Эти обыкновенные на вид мальчишки, их ровесники резвятся на дискотеках, еще не осознают, что спасли Россию от потока гробов. Иван Елькин показал на машине с зенитной установкой пробоины от осколков. Наверное, его мама хорошо молится Богу… Девчонки к такому прекрасному парню должны становится в очередь.

Одним из осколков был тяжело ранен авианаводчик майор Михаил Некрасов. В самом начале боя он вызвал вертолеты огневой поддержки и указал им координаты. Вертолеты прилетели из Ханкалы через 15–20 минут и благодаря данным майора Некрасова открыли по позициям боевиков точный и мощный огонь.

Начальник штаба бригады полковник Владимир Массан, находившийся на командном пункте бригады, с началом обстрела немедленно отправил в район боя резерв во главе с майором Дмитрием Петровым. Его группа должна была с северной окраины Ярышмарды подавить огневые точки противника и дать возможность колонне выйти из обстрела. За считанные минуты группа майора Петрова прибыла на место боя и, действуя смело и решительно, сумела овладеть инициативой боя. Особенно отличился здесь десант бронетранспортера во главе со старшим сержантом Станиславом Генераловым. Пятеро шумиловцев точным огнем заставили боевиков уйти в глубь леса. Преследуя противника, группа майора Петрова вышла на позиции боевиков.

Одновременно с позиций у аула Ярышмарды вели огонь по бандитам бойцы взвода лейтенанта Ильи Мальцева.

— Мы израсходовали, как подсчитали после боя, около девяти тысяч патронов, — рассказал он. — Все солдаты действовали отлично.

В эти же минуты, едва заслышал шум боя, командир бригады генерал-майор Юрий Горячкин, находившийся на дороге в голове колонны, когда она входила в Ярышмарды, организовал отпор противнику с левого фланга. Зенитная установка и здесь не дала возможности бандитам вести по колонне прицельный огонь.

Около пятидесяти минут шел этот бой. В сложной тактической обстановке совместными усилиями автоматчиков, зенитчиков, минометчиков бригады и вертолетчиков нападение банды Хаттаба было отбито. Колонну удалось сохранить, она понесла минимальные потери.

Не обошлось без потерь и в Шумиловской бригаде. Умер от ран майор Некрасов и погиб, в самом конце боя, старшина Татьянин из разведроты. Майор Некрасов посмертно представлен к званию Героя России, старшина Татьянин — к ордену Мужества.

Спиною к дереву, лежал
Их капитан. Он умирал…

Как и во времена Ермолова и Лермонтова, в этих же местах вновь умирают русские солдаты и офицеры…

Еще шел утренний бой 25-го апреля, а радисты бригады слушали репортаж Удугова, что в Аргунском ущелье разгромлена колонна российских войск, уничтожено восемь автомашин с грузами, убито более пятидесяти человек.

А много горцы потеряли?
Как знать? — зачем вы не считали!
— «Да! Будет, — кто-то тут сказал, —
Им в память этот день кровавый!»

После боя на дороге у Ярышмарды шумиловцы также не считали потери противника. Подниматься на крутые склоны гор и искать там погибших, зная, что боевики выносят убитых, не было особого резона. Наверное, от банды мало что осталось, учитывая ужасающую плотность огня. Вечером в этом районе была замечена группа чеченских разведчиков, ее обстреляли и заставили уйти. На следующий день разведгруппа шумиловцев, ходившая в эти горы, нашла там много следов крови.

Но вечером этого же дня и наутро следующего другие группы банды Хаттаба пытались еще раз перехватить колонну. Эти попытки были также успешно и без потерь отбиты.

Что снится командиру бригады

Уже затихло все; тела
Стащили в кучу; кровь текла
Струею дымной по каменьям,
Ее тяжелым испареньем
Был полон воздух. Генерал
Сидел в тени на барабане
И донесенья принимал…

Командир Шумиловской бригады генерал-майор Юрий Горячкин — коренной сибиряк. Прошел все ступеньки от командира взвода. Закончил академию. С бригадой с августа прошлого года прошел от Кизляра до Шелковской. Потом были Ножай-Юртовский и Казбековский район, через горы провел бригаду в Ведено. Затем — Шали и, наконец, Шатой. Здесь бригада в ходе операций ликвидировала десять баз боевиков, захватила огромное количество оружия и боеприпасов.

— Сегодня обстановка здесь довольно напряженная, — под шум вертолетов, то и дело пролетающих по ущелью, сказал генерал. — И по ночам стреляют, и днем. Тактика противника: нанести удар и отойти. А утром 25 апреля мы как чувствовали, что день будет тяжелым. Я с головой колонны прошел Ярышмарды и начался массированный обстрел. Мы с флангов открыли сильный огонь из зенитных установок и не дали боевикам вести прицельный огонь. Сразу начала работать артиллерия бригады, вертолеты помогли. Солдаты из колонны тоже вели огонь. Потом вывели колонну из зоны обстрела. Довели ее до Шатоя, взяли там другую колонну, довели ее до Дуба-Юрта, все нормально. Вернулся за второй колонной и как только она вошла в Зоны, разгорелся второй бой, минут на сорок. Потери — двое раненых. Утром, в 10:30, был еще один бой. Без потерь. Все эти три боя тщательно проанализировал. Вспомнил, как гранаты рядом рвались, пули свистели, как я бегал вдоль колонны, как таскал солдата за ворот, заставлял его сесть в БМП и стрелять. Тысячу раз мог погибнуть.

Генерал Юрий Горячкин убежден, что силой проблему Чечни не решить.

— Столько войск держать на территории республики нельзя, — сказал он. — Но внутренние войска надо усиливать. Артиллерией и авиацией. Подавляющее большинство боевиков — чеченцы. Есть наемники — арабы, украинцы, прибалты, даже поляки. Тем, кто замарал себя кровью, нет пути назад. Мирные чеченцы боятся мести бандитов и поэтому их не выдают. Когда мирные жители будут оказывать помощь властям, жизнь будет налаживаться быстрее. Надо быстрее обезглавить верхушку боевиков. Люди очень боятся полевых командиров. Многие боевики хотят уйти из банд, но боятся мести. Наемники пытаются покинуть Чечню, но это трудно.

Генерал Горячкин убежден, что больше половины потерь у нас — из-за собственной халатности и недисциплинированности. За время кампании в Чечне Шумиловская бригада потеряла пять человек погибшими.

— Если есть твердое управление командирами, то потерь мало. Когда твердое управление — и солдат хороший, — так считает генерал.

Что снится командиру бригады?

— В декабре снилось: еду на БМП по краю пропасти, начинаю падать. Просыпаюсь и уже заснуть не могу. Сейчас снится идущая колонна, начинается бой просыпаюсь — и опять не спится.

Боевые подруги

Женщин в бригаде — процентов семь личного состава. Санинструкторы, писари, делопроизводители различных служб. Есть такие, кто уже по восемь раз бывал в командировках. Есть матери-одиночки, у одной — четверо детей. А что делать? Детей поднимать надо, а в больнице медсестра получает всего триста рублей. На вопрос, кем она раньше работала, одна девушка простодушно сказала: «В морозильнике, трупы по полкам раскладывала».

О чем они говорят, женщины на войне? О вшах. В трех командировках одна нашла трех вшей, а в четвертой — сразу четырех. О том, будут ли и дальше платить в Чечне «боевые». Говорят об оставшихся дома детях, мечтают после войны съездить отдохнуть на море. Не забывают, что с каждой из них здесь может случиться беда.

— И в плен страшно, и себя убить — тоже страшно… Хорошо еще, если заставят овец в горах пасти, а если попадешь в банду одна на полсотни мужиков…

Забавно слушать, как женщины рассказывают о боевых эпизодах. Без крутой мужской лексики рассказ не обходится. В критических ситуациях все они ведут себя по разному. Рассказывали, что когда боевики обстреляли вертолет с женщинами, у одной начался нервоз, у другой — случился нервный срыв, а девчонки, пережившие ад в Грозном в августе 96-го, про эту стрельбу к вечеру и забыли.

— Женщины показывают себя очень хорошо, — сказал генерал Ю. Горячкин. — Да и раненому солдату легче, когда его лечит красивая девчушка. Никаких скидок на женский пол не делаю. Но то, что ты женщина, я об этом помню.

Врач-ординатор медицинской роты бригады Ольга Демидюк, награжденная орденом Мужества за первую чеченскую кампанию, рассказала, что сейчас в Чечне солдаты очень редко обращаются к врачам за помощью. Ребята адаптировались к местному климату, закалились, да и не хотят болеть просто по материальным соображениям. Отправят домой — не получишь «боевых». Командир медроты майор Виктор Багрий сказал, что за первые два месяца кампании через роту прошло почти 700 человек раненых и больных, но в основном из других частей внутренних войск. Сейчас раненых нет. Стоматологу же хватает работы, в этот день он, зарядив автомат, уехал на дальнюю заставу лечить солдатам зубы. Но не прикладом автомата, конечно. Лекарств в бригаде достаточно. Успевают врачи лечить и местное население. Хотя в окрестных аулах есть и свои врачи, и лекарства. Русские лечат бесплатно.

Магомед не будет воевать

В полностью разрушенном горном ауле Зоны Шатойского района осталось всего две семьи. У разрушенного дома сидел молодой бородатый мужчина. В разговор вступил охотно. Звать его Магомед, закончил 11 классов, 26 лет, служил до 1992 года в Российской армии. Профессии нет. Никогда нигде не работал, если не считать домашнего хозяйства. В его тейпе — семьсот человек. Двое его братьев живут в России.

— До первой войны в селе было сто двадцать дворов, — рассказал Магомед. — Населения было больше тысячи человек. Был магазин, школа с компьютерами. Люди работали в колхозе, был лесхоз, карьер. Было, где заработать. После первой войны половина людей разбежалась.

Дом Магомеда был разрушен еще в первую войну. Власти выделили на восстановление дома три тысячи кирпичей, но их не хватило. Хотя по бумагам дали девять тысяч кирпичей. Кое-как все же отстроился. И опять в дом попал снаряд.

— В Шатойской район ваххабитов не пускали, — говорит Магомед. — Когда начались обстрелы, в селе из тех, кто оставался, погибли четыре человека. В первую — человек пятнадцать погибли. Один раз танк на автобус с людьми наехал. Другой раз бомба в дом попала, вытаскивали погибших из развалин. Мечеть разрушили в первую войну. С трудом собрали деньги, восстановили — опять разбили. Когда сюда пришли ваххабиты, нас оставалось всего восемнадцать человек. Хаттаба я два раз видел, с ним было человек триста. Больше половины — арабы, дагестанцы. Видел у него несколько русских.

— Не пытались ваххабиты тебя с собой увести?

— Пускай бы попробовали. Такие дела у нас не проходят. Самое крайнее, что они могли со мной сделать — убить. В любом случае потом наш род не оставил бы этот позор на себе.

В разгар второй войны Магомед ушел к родственникам в Атаги. В одном доме жили человек по пятьдесят. Он не отрицает, что в республике было и воровство заложников, и грабежи — «полный беспредел». Но в Зонах, да и во всем Шатойском районе, говорит, людей не воровали, муфтий это строго запретил.

— Лично я, да и многие, Масхадова не выбирал, — рассказал Магомед. — Вообще на выборы не ходил. Люди, выбирая его, думали, что он все же с образованием, полковник российской армии. Какая может быть независимость Чечни… Чтобы быть независимым, надо иметь свой бюджет, экономику. Пособия и пенсии из Москвы получаем, зарплату тоже. Люди поработают, доходит дело за зарплаты, а им говорят: «Из Москвы не привезли».

Начался дождь и он ушел в свой дом с кое-как отремонтированной крышей.

Ибрагим хочет мира

Шумиловская бригада не только воюет. Постепенно налаживаются контакты с местным населением.

— В основном люди просят оказать им медицинскую помощь, — рассказал генерал Ю. Горячкин. — Было несколько случаев, когда люди подрывались. Просят помочь ремонтировать дороги. Посильную помощь мы оказываем. Если мы будем отворачиваться от беды, это будет не по-человечески. Здесь много таких, кому война не нужна, кто хочет просто мирно трудиться. И таких больше, чем боевиков.

На улицах селения Дачу-Борзой, на свою беду оказавшегося у входа в Волчьи ворота, постепенно возрождается мирная жизнь. Женщины копаются в огородах, мужчины коротают время, сидя на лавочках у своих разбитых домов. Много детей, некоторые таскают какие-то мешки. Все с любопытством провожают глазами колонны автомашин по дороге.

У главы администрации села горе — недавно от ракеты погибли отец, жена, брат и четверо, поэтому встретиться удалось лишь с его заместителем, Ибрагимом Далдоевым.

В селе до войны проживало 420 семей. Многие еще не вернулись из беженцев. Во время боев здесь оставалось около 150 человек. Всего в селе за вторую войну погибло двадцать человек. В первую войну погибших было меньше. Село разрушено процентов на семьдесят. Школа разбита. Электричества в селе нет. Кое-как подлатали крыши и стены, но внутри домов многое разрушено. Скотины в селе погибло тоже процентов семьдесят. Работы в селе нет давно. Если кто и работал, давно не получал зарплаты. Колхозную землю люди разделили и обрабатывают, кто как сможет.

— Для нормализации жизни нужна работа, — вздохнул Ибрагим Далдоев, — чтобы люди могли заработать себе на кусок хлеба. А единственные работы здесь — восстановительные. Сейчас ремонтируем своими руками газопровод, но нужна солярка. Единственная помощь, которую получает село — от командира бригады. Гуманитарной помощи, по пять килограммов муки на человека, по сто граммов подсолнечного масла на семью и по двести граммов сахара, хватило на неделю. Пенсии старикам дали за три месяца, пособия детям — за месяц. В селе около трехсот детей, но не учатся они с 1993 года, потому что зарплаты учителям не давали. Ни учебников, ни тетрадей нет. Оставшиеся учителя месяц назад начали вести занятия на квартирах. Но все равно почти все дети до 18 лет — неграмотные. Семнадцатилетним недавно выдали паспорта, у тех, кто старше, документов нет. В селе давно не было свадеб. Молодые люди просто сходятся и живут. Давно никто не требует калыма за невесту.

В Дачу-Борзое живут трое участников Великой Отечественной войны. День Победы в селе они никак не отмечали.

— Никаких боевиков в селе не было, — уверяет Ибрагим Далдоев. — Мы их даже не пускали в село. Предупреждали российское командование, что у нас в селе нет ваххабитов, но нас все равно обстреливали. И сейчас бывает, что людей без документов задерживают и куда-то увозят. Поехал человек в Грозный, сестре крышу латать, его огнеметом спалили. Другой поехал помогать родным и пропал без вести. На запросы власти не реагируют.

— Как по-вашему, стоит ли России вести переговоры с Масхадовым?

— Я Масхадова президентом не считаю. Народ за ним не стоит. Президент, как отец, должен беречь свой народ, жить в ладах с соседями. Это не правитель. Мне нет разницы, какой статус будет у Чечни, лишь бы у людей была работа и нормальная жизнь. Порядок надо начинать наводить с Москвы, а не отсюда. Война народу надоела. Надо жить, детей растить, радоваться жизни, такой природе…

По мнению генерала Юрия Горячкина, Ибрагим Далдоев несколько сгустил краски, рассказывая о положении в селе. В Дачу-Борзой под видом мирных жителей возвращаются боевики. Никто их, конечно, не выдает, боятся. Каждый здесь — с восточной хитринкой и без выгоды для себя ничего не сделает.

Чеченец посмотрел лукаво
И головою покачал.

Лермонтов!

— Когда мы сюда пришли, старейшины села пригласили меня на сход, — рассказал генерал Юрий Горячкин. — Обсуждали, как будем жить, будем ли мы стрелять. За это время с нашей стороны ни одна пуля в село не залетела.

Но до мирной жизни в Чечне еще очень далеко… Хотя, если смотреть с вертолета, в домах многих сел Чечни горит свет. В Аргуне свет во всех многоэтажках. А в Ханкале, едва здесь сел наш вертолет, начали палить куда-то самоходные артиллерийские установки.

Россия. Первые впечатления

— Надо же: все стекла целые! — удивился лейтенант Шумиловской бригады, вернувшийся из долгой командировки в Чечню, когда посмотрел на окна домов в первом же российском городе, где мы делали пересадку.

— Смотрите, на маршрутном такси номер, как у моей «бэхи»! — удивился второй.

Газон, по которому давно ходят люди, машинально обошли стороной — вдруг растяжка…

…За неделю этой командировки в Чечне погибло 22 российских военнослужащих, ранения получили 75 человек. Война продолжается. По дороге в Аргунском ущелье сейчас идет на Шатой очередная колонна машин. И, может быть, в горах ее опять ждут…