Валерий Киселев

15. Направление — Гомель

«Нынче по небу солнце
Нормально идет,
Потому что мы рвемся
На запад…»

Владимир Высоцкий

18 сентября 1943 года части дивизии перешли в наступление с рубежа реки Десна. Не давая противнику оторваться от наших частей и закрепиться, дивизия сбивала его с рубежей и быстро продвигалась вперед. У деревни Железный Мост 409-й полк наголову разгромил батальон прикрытия гитлеровцев, было взято более 20 человек пленных. Только за первые трое суток наступления полки по бездорожью продвинулась на 50 километров, и освободили 30 деревень. Во взаимодействии с соседями дивизия освободила райцентр Семеновну, который был крупным опорным пунктом врага.

Тарасов С. С., командир взвода батальона 624-го полка, впоследствии комсорг батальона:

— Наш первый батальон капитана Власова наступал в голове полка. Слева был 409-й, справа — соседняя дивизия. Командиром роты у нас был лейтенант Петров. Нам была придана и пулеметная рота, фамилию командира забыл, но помню, что его звали Александр, и ему при форсировании реки Снов оторвало руку, и я его еще перевязывал. Речку мы форсировали вброд, но на подходах к Семеновке продвижению нашему мешал огонь немецкого крупнокалиберного пулемета из церкви. Трое моих солдат подползли и забросали пулемет гранатами. Бои за Семеновну были хотя и кратковременные, но жестокие. У немцев здесь располагались большие склады, и они хотели нас задержать, чтобы успеть их вывезти. В Семеновку мы ворвались утром, но бой там вели почти весь день, так как немцы организовали контратаку, причем с танками. Немцы сразу же сумели поджечь два наших старых танка и самоходку, которые были нам приданы. Мы немного струсили — танки идут прямо на нас, три машины. На мой взвод шел один танк. Я дал команду бойцам Маркову и Туляеву уничтожить его. Они сумели подползти и бросили гранаты, гусеницы перебили, танк остановился, но продолжал вести огонь. Выскочили танкисты — их срезали автоматчики из роты Малинина, но из танка все равно стреляли, и мне пришлось ползти к нему с бутылкой. Бросил ее, танк загорелся, но меня в этот момент ранило в руку. Другие два танка подбили артиллеристы батареи Ратина. Они сумели быстро развернуться, и оба танка подожгли.

Немцы начали отступать, отстреливаясь, мы за ними, и только вечером меня после второго ранения еще с тремя офицерами отправили в медсанбат…

Уваров Н. Я., командир батальона 624-го стрелкового полка:

— Дошли до деревни, развернулись. Вдруг сзади — стрельба. В наши боевые порядки вклинилась отступающая немецкая колонна. Они гнали с собой жителей, скот. Как быть? Женщины кричат, артиллерия бьет. Дал команду подобраться поближе к дороге. Автоматчиков мы ликвидировали, две пушки захватили, но своих людей так и не сумели отбить, был риск перестрелять их вместе с немцами. Потом, правда, немцы их все равно бросили, в следующей деревне, чтобы бежать было быстрее…

За первые трое суток наступления части дивизии уничтожили до 300 гитлеровцев из отрядов прикрытия. Наступление Центрального фронта стремительно развивалось с каждым днем, гитлеровцы спешно отводили артиллерию за Сож и Днепр, и вели бои теперь только на выгодных рубежах. Нередко отход прикрывали отряды предателей-власовцев из бригады Каминского. Было несколько случаев, когда они сдавались в плен, но в основном сражались упорно, не рассчитывая на пощаду…

Кисляков С. П.:

— Некоторых из взятых в плен власовцев так и не доводили до штабов. Я был свидетелем одного такого случая. Вели колонну пленных, навстречу наш батальон, и командир роты, казах, увидел среди пленных своего «земляка». Он вывел его из общей колонны пленных и убил минометной трубой под общее одобрение своих земляков-казахов. Командир дивизии Алферов сделал ему замечание, но он ответил: «Товарищ полковник, мы со своими как-нибудь сами разберемся». В основном власовцы были отъявленные негодяи, хотя попадались и такие, что показывали на груди раны, мол, ранеными попали в плен. Когда фронт стал приближаться, они стали выдавать себя за партизан, переходили на нашу сторону, но их сразу было видно по толстым мордам…

Клименко В. А.:

— Один раз, когда наши наступали, продвижение прекратилось из-за огня пулемета. Один солдат решил подобраться к нему с тыла, и когда он крикнул «Хенде хох»!», оказалось, что за пулеметом сидит власовец. А когда подошел взвод — видит — сидит солдат, рядом валяется власовец, и оказалось, что это был его сын. «Я его породил, я его и убью…». Вот и такое бывало на войне…

Впереди частей дивизии, нередко уходя далеко вперед, двигались подразделения разведроты дивизии. Наши разведчики смелыми налетами спасали деревни от факельщиков, уничтожали мелкие подразделения гитлеровцев…

Русанов Н. П., командир взвода разведроты, старшина:

— Однажды надо было разведать силы гитлеровцев в леске, нет ли там засады. Наша группа остановилась метрах в трехстах от него, а командир роты Курусь дал мне своего любимого коня, два автомата, гранаты и послал вперед. Это была почти явная смерть, но кому-то надо было рисковать. И вот я на лихом коне врезался в этот лесок, навстречу неизвестности. Сначала увидел одного немца, потом еще человек десять, открыл на скаку огонь, немцы побежали, я за ними. Потом слышу — наши сзади подходят. С немцами разделались быстро, установили их оборону в ближайшей деревне, сходу ее взяли. Помню еще такой страшный эпизод: зашли в хату, думали пообедать, решили суп сварить, а то одни консервы. Кто—то заглянул в печь — а там скрученная женщина, голая, обгорелая. Ну, какая после этого еда…

Группа поисковиков из города Семеновки Черниговской области во главе с учителем местной школы ветераном войны А. Г. Костюком помогла вписать еще одну страницу в летопись героических подвигов дивизии. Среди жителей деревни Городок из уст в уста передавалась легенда о стойкости и мужестве неизвестного советского разведчика, которого немцы 22 сентября 1943 г. захватили в плен. Он умер, но не раскрыл военной тайны. Гитлеровцы отрезали ему уши, нос, выкололи глаза, сняли скальп и зверски убили. После долгих поисков А. Г. Костюк установил следующее: «21 сентября 771-й стрелковый полк во взаимодействии с разведротой внезапно форсировали реку Снов и выбили гитлеровцев из небольшого села Городок. Полк повернул на север и пошел на помощь соседу справа — 409-му полку, который наступал на Тимоновичи. Разведчикам же ставилась задача с рассветом следующего дня продолжить поиск отступившего противника. Рано утром командир отделения младший сержант Никитин с двумя бойцами верхом на лошадях отправились в поиск. У высоты с отметкой 149 разведчики были обстреляны из засады. Упал с коня скошенный пулей рядовой Синякин, были ранены в перестрелке Никитин и Зверев. Стало ясно, что противник, используя лесной массив и овраг, хорошо подготовились для засады и располагают достаточными огневыми средствами. Обо всем этом и доложил командиру поисковой группы, а тот командиру роты. Подняв роту по тревоге, старший лейтенант Курусь решил своими садами внезапно паковать фашистов. В обход со стороны реки Ирпа был направлен ввод старшины Русанова. Основные силы возглавил сам командир роты. В небе взметнулись две красные ракеты и в ту же минуту в сторону противника полетели гранаты. Лес наполнился взрывами, треском автоматных очередей и воплями раненых фашистов. Удар был настолько стремительный и неожиданный, что противник не мог организовать существенного сопротивления. Лишь немногим фашистам под прикрытием леса в панике удалось бежать. В этом бою особенно отличились разведчики Кузнецов, Лямин, Стебаков Маркешин, В разгар боя они услышали рокот мотора немецкого танка. Рядовой Маркешин бросил ему под гусеницу противотанковую гранату, Танк остановился, но пулемет продолжал работать. Замертво упал рядовой Лепестков. Тогда к танку бросились Кузнецов, Лямин, Стебаков и Маркешин. Они закрыли плащпалатками смотровые люки, а потом заставили экипаж танка сдаться. Около часа длился этот яростный бой. На поле боя гитлеровцы оставили более 30 трупов. Пленные на допросе рассказали о мужестве захваченного ими раненого русского разведчика, это был 18-летний Григорий Борисович Синякин».

Двигаясь по зоне лесов, часто по болотам, дивизия 24 сентября силами 624-го и 409-го полков после искусного маневра сходу овладела поселком Климов, а в ночь на 25 сентября после короткого боя взяла городок Злынка. Гитлеровцы, окопавшиеся за насыпью дороги и мешавшие продвижению, были уничтожены несколькими залпами установок «Катюш». Используя результаты работы «Катюш» и общий успех наступления фронта, дивизия сходу овладела поселком Малый Вышков, вступила на землю Белоруссии, а 28 сентября вышла к городу Добруш. После нескольких дней упорных боев Добруш был взят частями дивизии, но чем ближе наши войска приближались к Гомелю, тем упорнее сопротивлялся враг, и все более возрастали его силы.

За 11 дней наступления с рубежа реки Десна дивизия прошла 172 километра, взяла крупные населенные пункты Климов, 3лынка, Вышков, Добруш, освободила 126 деревень. Противник потерял в этих боях более 1200 человек убитыми, 53 пулемета, 11 орудий и 9 минометов. Были захвачены значительные трофеи. Главная задача — не дать противнику отойти в порядке на заранее подготовленные рубежи обороны — была выполнена.

Наступала дождливая белорусская осень. Позади были сотни километров пройденных с боями, десятки чужих и своих могил, груды искореженной техники, сожженные деревни, израненные разрывами леса и поля. Казалось, людям, прошедшим и десятую часть этого пути, хватило испытаний сверх всякой меры, но были новые, еще более тяжелые бои с упорным и умелым врагом, и многие из тех, кто прошел по дорогам войны от Неручи, испытавшие столько, что, наверное, смерть должна бы их теперь обойти стороной — все-таки погибнут на осенней белорусской земле.

Гитлеровцы создали в районе Гомеля мощную оборону, насыщенную огневыми средствами. Реки Ипутъ, Сож, Днепр были превращены в рубежи «Восточного вала», на котором, по замыслам Гитлера, должно было захлебнуться наступление советских войск.

В начале октября 137 стрелковая дивизия была переброшена в район юго-западнее Гомеля на реку Сож с задачей форсировать ее и создать плацдарм для удара на Гомель.

При поддержке артиллерии и во взаимодействии с соседями дивизия 10 октября переправилась через Сож и заняла небольшой плацдарм на западном берегу в районе деревни Жеребной. Но все попытки расширить его не приносили успеха, разгорелись затяжные кровопролитные бои, по своему ожесточению почти не уступавшие боям на Десне. Ежедневно гитлеровцы после артобстрела предпринимали контратаки силами до 200 человек в каждой при поддержке танков. Батарея старшего лейтенанта Сириченко из 624-го полка в один из дней отбила 4 атаки пехоты и 3 атаки с танками. Командир батареи был ранен, но продолжал вести бой. Два танка было подбито расчетом старшего сержанта Шилкова. Противник потерял в семи атаках до 200 человек убитыми.

Несколько дней бои шли с переменным успехом, но расширить плацдарм не удавалось, несмотря на яростные атаки наших батальонов. Дивизии были приданы танки «Валлентайн», но и их атака не имели успеха. В этих боях под деревней Жеребная были убиты командиры батальонов капитаны Огурцов и Комкин, опытнейшие офицеры, прошедшие с дивизией сотни километров. Это было тяжелой утратой для всей дивизии…

Резник А. И., командир 2-го батальона 409-го полка, майор отставке:

— Как погиб Комкин…В ходе наступления полк получил пополнение и продолжал идти вперед. Я в это время был зам. комбата и шел в цепи на левом фланге батальона, а комбат Комкин — справа. В начале атаки Комкина ранил в живот предатель (возможно, бывший полицейский из прибывшего пополнения), и он через два-три часа умер. Предатель сумел уйти к немцам, и они по громкоговорителю объявили о гибели Комкина, стали агитировать наших солдат, чтобы убивали своих командиров и переходили к ним. В это время меня по телефону вызвали к командиру полка Гребневу и тот назначил меня комбатом…

Комкин был очень смелый человек, дисциплинированный. Воевал он хорошо, хотя до войны был бухгалтером. Всего за полгода он прошел путь от командира взвода до командира батальона, трижды был ранен. Атаковали мы под Жеребной беспрерывно, но оборона у немцев была крепкая, и продвинуться не удавалось. А немцы еще издевались над нами, крутили через громкоговоритель наши песни, особенно часто «Махорочку», кричали: «Эй, рус, куда вы ползете, нам надоело вас бить. Гребнев, не гони людей, а то будет как с Комкиным!»…

Уваров Н. Я., командир батальона 624-го стрелкового полка:

— Под Жеребной немецкие траншеи от наших были на расстоянии броска гранаты. Налетели наши штурмовики, начали утюжить немецкие окопы, они побежали, в этой обстановке стихийно поднялся в атаку мой правый сосед, батальон Огурцова. Немцы остановились и — в контратаку. Наши стали отходить, побежали, некоторые и за реку перескакивали. Положение спас мой пулеметный взвод, отсекли немцев. В этом бою и погиб комбат Огурцов…

Галушкин Г. М.:

— Немцы просматривали переправу через Сож у деревни Жеребной и постоянно ее обстреливали. Мы переходили реку по пешеходному мостику с комбатом Поставничим, и попали под обстрел. Снаряд попал в мостик, когда по нему перебегали минометчики. Помню, как солдат с минометной плитой на плечах убитым упал в реку. А сразу после переправы мы потеряли боевого офицера лейтенанта Трубкина, моего первого командира взвода управления. Вскоре наша пехота заняла боевые порядки на окраинах деревни Жеребная. Попытки наступать не имели успеха — немцы вели организованный интенсивный огонь. Наша артиллерия поддерживала пехоту огнем хорошо, были даже английские танки, правда, много их сгорело. Однажды комбата и меня вызвали в штаб полка и, когда мы шли полем, попали под обстрел немецких шестиствольных минометов. Хорошо, что попался небольшой окопчик, а то бы конец: шесть взрывов вокруг. Мне осколками пробило шинель и оторвало каблук…

Неудачи дивизии в этих боях объясняются в значительной степени усталостью личного состава, прибывавшее пополнение из мобилизованных местных жителей было, как правило, слабо подготовлено и несло большие потери, а старых солдат было уже немного. Кроме того, гитлеровцы сосредоточили в районе Гомеля крупные силы пехоты и артиллерии, имели подготовленные оборонительные позиции,

На несколько дней напряжение боев спало. Наше командование начало готовить операцию более тщательно. Необходимо было разведать оборону гитлеровцев, установить систему огня, и, прежде всего, взять «языка»…

Лебедев Н. А., разведчик разведроты дивизии, старший сержант, кавалер 3-х орденов Славы:

— Это был мой первый поиск, хорошо помню день — 14 октября. Он был и удачным, до этого долго не удавалось взять «языка». Несколько дней готовились, а в ночь выступили. В группе нас было четырнадцать человек, все молодежь, комсомольцы. Командиром был сержант Брюханов. Капитан Курусь проводил нас до передовой, и мы поползли к немецким окопам. В группе захвата нас было пять человек, помню Зверева и Федотова…

Федотов Н. М., рядовой разведроты дивизии:

— Были еще Михальчук, Ильин, а пятого я забыл, потому, что у нас была такая жизнь, что не успеешь, как следует познакомиться, как уже ухлопают. Пошли, не зная местности, да и не к теще на блины. Фрицы пускали ракеты, но стоял туман, и это нам помогло. Было очень холодно. Проделали проходы в проволоке, и мы пятеро поползли в траншею, чувство тут было не из приятных. Но когда спрыгнули в траншею, то на раздумья времени уже не было, и о страхе забыли. Пошли по траншее вправо, первый Лебедев, затем я, потом остальные. В траншее был выкопан блиндаж и вход завешан одеялом…

Лебедев Н. А.:

— По траншее навстречу идет немец. Я поднял руку, наши встали, нос к носу, а немец нас увидел и бросился в блиндаж, кинул оттуда гранату, но она задела об одеяло и взорвалась…

Федотов Н. И.:

— Немец подорвался, а меня ранило в плечо, Ильина в ступню. Убедившись, что в блиндаже никого нет, мы пошли дальше. Смотрим — навстречу немец, в шаль закутался. Лебедев, не раздумывая, вдарил его повыше брови стволом автомата, он свалился и закричал. Ну, думаем, все, сейчас немцы набегут…

Лебедев Н. А.:

— Сел я на немца верхом, он кричит, пальцы кусает, я его гранатой по голове — он еще пуще орет, а товарищи сначала растерялись. Потом Федотов подбежал…

Федотов Н. И.:

— Я стал ему рот затыкать бинтом, но немец оказался зубастым, покусал мне руку, но думаю, черт с ней с рукой, лишь бы замолчал. Лебедев стукнул его прикладом по голове и он, наконец, успокоился. Утихомирили его, а вытащить из траншеи не можем — парень был увесистый, возле нас никого — Ильин ранен, а Михальчук в блиндаже шурудит. Наконец, подоспели ребята из обеспечивающей группы, взяли немца и понесли. Он очнулся, и хорошо, а то мы в темноте и тумане потеряли ориентировку и не знали куда идти. У нас были ребята, знающие немецкий, и заставили его показать дорогу к нашей передовой. Немец этот сообщил потом важные сведения, и мы были представлены к наградам.

Каждое боевое задание у нас было связано с приключениями и со смертью. Мы разучились ходить во весь рост, в основном ползком, я за полгода три пряжки истер на поясном ремне. В Белоруссии болота ужасные, есть, что и зимой не замерзают, и мы ползали по ним до нитки мокрые, усталые, подчас голодные и рады были приползти в свою землянку живые. Иногда наш командир Курусь брал гитару и пел, кто-то плясал. Дрожжаков у нас был мастер танцевать, правда, уговаривать его долго приходилось, но когда соглашался, то и не остановишь. И мокрые, усталые смеялись, и усталость проходила. А смерть сидит у тебя на плечах и шепчет на ухо: «Что ж ты смеешься, ведь у тебя жизнь на волоске…»