Ненависть осталась на кончике штыка

Исполнилось четыре года со дня ввода российских войск в Чечню… Шумиловская оперативная бригада особого назначения внутренних войск России вошла в Чечню первой, ушла — последней. Наш сегодняшний собеседник — бывший ее командир, полковник Ю. Мидзюта, ныне президент Нижегородского отделения Всероссийского фонда инвалидов МВД, Вооруженных Сил, пограничных войск и службы безопасности «Единение».

— Юрий Иппатьевич, что для вас трагические события в Чечне — война или, как иной раз пишут и говорят, конфликт?

— Обыкновенная война. Люди гибли в бою.

— Вы гасили конфликты во всех «горячих точках» страны, начиная с Сумгаита, как по-вашему, можно ли было избежать войны в Чечне?

— Можно. Нужна была экономическая блокада Чечни, и все. Я не знаю, почему руководство страны отказалось от этого варианта.

— Если уж дело там дошло до войны, можно ли было решить проблему Чечни военной силой? Мы привыкли, что наша армия — самая сильная, а тут не сумела справиться с банформированиями…

— Эту войну невозможно было выиграть. Банды можно было уничтожить, никаких проблем совершенно, только захотеть. Даже если бы мы уничтожили все банды, они снова бы сформировались. А сколько раз мы получали приказы остановиться, не стрелять…

— О чем вы тогда думали, получая такие приказы?

— Зубами скрипели, и все. Приказ есть приказ.

— Какими вам запомнились те дни 1994-го, когда Шумиловскую бригаду вводили в Чечню? Вы понимали, чем это может закончиться?

— Нас в Чечню пытались запихнуть еще летом 94-го. Спасибо генералу Романову, который тогда доказал, что это не нужно делать. Мне, например, еще в сентябре поставили задачу взять Шали. Ставили чисто военные задачи. В конце ноября я уволил два призыва, осталась одна молодежь. Остались, например, механики-водители, которые наездили всего по два-три часа. С таким составом, необученной и необстрелянной молодежью, мы и входили в Чечню.

— Что вам, как офицеру, и вашим солдатам дала война в Чечне?

— Люди поняли, что такое настоящая война. Опыт получили громадный.

— По степени интенсивности боевых действий в Чечне были, наверное, и такие периоды, когда они мало в чем уступали боям Великой Отечественной…

— Да, наверное, даже превосходили. Из двух лет месяца два всего было относительно спокойно. Я помню, с каким удивлением слушали ветераны Великой Отечественной наши рассказы.

— Как показали себя в этой войне средний командный состав и солдаты?

— Я бы каждому поставил пять баллов и памятник. Армия не подвела. Хотя не хватало и боеприпасов, и продовольствия. Приходилось и местное население кормить, и воду людям возить.

— Бригада понесла довольно серьезные потери, вы теряли боевых товарищей, изменилось ли у вас после пережитого отношение к чеченскому народу?

— Нет. На удивление нет. У меня злости на самих чеченцев нет. Во время боевых действий ненависть была, когда видели и растерзанные, изрубленные трупы, сейчас ненависть как-то отошла на задний план. А потеряла бригада 49 человек убитыми и около 600 ранеными.

— Какие дни войны были для вас самыми тяжелыми?

— Август 96-го, наверное. Грозный, площадь Минутка. Тогда были и наибольшие потери.

— Как вы воспринимали акцию Бориса Немцова по сбору подписей за прекращение войны в Чечне?

— Это ничего не дало. Чисто политическая акция.

— От многих приходилось слышать, что эта акция украла у России военную победу…

— В какой-то степени да.

— Как вы оцениваете Хасавюртовское соглашение, заключенное, генералом Лебедем с Масхадовым?

— Это был позор. Без всяких условий заключить мир… Фактически это была капитуляция России. Ушли с позором, бросили пленных, убитых.

— Как на ваш взгляд, предстоит ли нашей армии еще вернуться в Чечню? Или так и будет оставаться непонятная ситуация — ни войны, ни мира?

— Все будет зависеть от того, кто придет к власти после нынешнего президента. Сейчас криминальный режим в Чечне законсервирован. Давно надо принимать какое-нибудь решение. Или вывести ее из состава России, или добиться наказания таких, как Басаев, в отношении которых возбуждены уголовные дела. Не исключена и такая ситуация, что тем мальчишкам, кому сейчас по 12–13 лет, придется воевать в Чечне.

— Вы создали фонд «Единение», нацеленный на помощь и реабилитацию участников войны в Чечне. Как идет его работа?

— Если бы были деньги, можно бы сделать очень много. В ходе акции «У России не должно быть безымянных солдат» я направил триста писем в различные фирмы и на предприятия с просьбой оказать помощь. Ответы получил всего лишь от пяти, включая городскую администрацию. После 17-го августа сложилась ситуация, что все оказались без денег. Акцию пришлось сворачивать. И все же адресную помощь мы оказали на 600 тысяч рублей. Планов много, были бы деньги… Сейчас постепенно переходим на создание своих предприятий, чтобы самим зарабатывать деньги для помощи инвалидам и семьям погибших. Вот заработали деньги на новогодние подарки детям погибших.

— Как вы, военный, пережили переход к штатской жизни? Тяжело было?

— Очень. Чисто психологически. В армии отношения между людьми лучше, порядочнее. А из армейского ритма жизни я не выходил. Единственное, что хожу в штатском, а проблемы приходится решать те же самые.

()