[03.03.1998]

Настоящий полковник

Валерий Киселев

«Придет мужик из Сибири и ракеты повалит штыком…»

Два с половиной года назад в этой части в строю насчитывалось всего 18 солдат, некому было выкатить из бокса танк, чтобы сфотографировать его для газеты на День танкиста.

— Сейчас мы вам танк не только выкатим, но и на руках вытащим, — сказал полковник С. Белов, командир мотострелкового полка Вислинской Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова мотострелковой дивизии. — Сейчас полк на плацу не умещается!

Действительно, первое, что бросилось в глаза, когда мы приехали в расположение дивизии, непривычно большое количество солдат.

Биография у командира полка полковника Сергея Тимофеевича Белова вполне типичная для советского офицера: закончил Харьковское высшее гвардейское командное танковое училище, служил в Южной группе войск командиром взвода, роты, начальником штаба танкового батальона. Потом был Одесский военный округ, работал начальником штаба учебного танкового батальона, через 4 месяца назначен его командиром. Поступил в Академию бронетанковых войск имени Маршала Советского Союза Р. Малиновского, по окончании ее уехал служить на Камчатку, командиром танкового батальона. Через год стал зам. командира полка, через 2 — назначен командиром полка, там же на Камчатке. Всего в армии 24 года, из них командиром полка — 6 лет.

Полковник С. Белов доволен:

— Сейчас личного состава хватает, остался вопрос только по качеству.

— А откуда в основном к вам пришло пополнение? И что за вопросы с качеством?

— Из ближнего Подмосковья: Рязань, Тула. 520 человек молодежи. Из них порядка 70–80 процентов отвечают предъявляемым требованиям, способны научиться военному делу. Пятьдесят человек сейчас, а было 78, с дефицитом веса, дистрофики, мы их откармливаем полуторными пайками. Недостаток веса мы доведем до уровня, откормим. Но когда недостаток серого вещества — тут уж мы бессильны.

— Что, туго с образованием?

— Есть и с начальным. Солдат готовить приходится из того, что дали. Много откровенных наркоманов. Есть условно осужденные, и не один, и не два.

— То есть, над дисциплиной поработать предстоит еще много?

— Многие из молодежи до армии были связаны с криминальными структурами и это накладывает определенный отпечаток на нашу работу. У нас две трети полка собрано из частей округа по принципу «бери Боже, что нам негоже». Все негативное со всех частей округа изъято и отправлено к нам.

— А почему именно к вам? У вас что, штрафбат?

— Не штрафбат, но вся негативщина у нас собралась и мы, офицеры, вынуждены днем и ночью постоянно быть с личным составом. Пока хлопот хватает. Основная трудность в том, что мы только сейчас начали возрождать ту систему воспитания и дисциплины, которая была в Советской Армии.

— А как с боевой подготовкой? Возрождается или есть еще проблемы?

— Возрождается. Мы отлаживаем ту систему, которая была ранее. Очень мало специалистов низового звена, которые конкретно занимаются с солдатами.

— А с младшими офицерами у вас как?

— Командирами взводов и рот полк укомплектован почти на 100 процентов.

— Из военных училищ?

— У нас нет из училищ. Младшие офицеры — все призванные на 2 года.

— А из военных училищ где офицеры?

— Нет. У меня из командиров взводов почти все двухгодичники. Но командиры рот — кадровые.

— А что, у нас система военных училищ уже совсем порушена?

— Да, порушена.

— А зачем тогда собираются ликвидировать еще и военное училище имени Верховного Совета?

— Да, нам заявили, что не нужны училища, офицеров можно готовить и в институтах, на военных кафедрах. Тот, кто это заявил, приехал бы посмотреть, что из этого получается.

— А из кого же тогда думают растить ротных и комбатов?

— Не из кого.

— А как же тогда взятый курс на создание профессиональной армии? Офицеры-двухгодичники это, по моему, что-то вроде художественной самодеятельности.

— Да. Старшин рот почти нет, а командиры взводов пришли на месяц раньше солдат. Когда я был командиром взвода, меня всему учил старшина. Я до сих пор помню каждое его слово.

— А с контрактниками как у вас?

— Их 36 человек на полк. В основном водители, специалисты-ремонтники.

— Товарищ полковник, какими были солдаты в начале вашей службы и чем нынешние от них отличаются?

— Когда я был командиром взвода, у солдата в голове не было проблемы, служить или не служить? В армию молодые люди отправлялись с твердой уверенностью, что надо служить. Когда я в 9 классе получил повестку в военкомат, мне казалось, что на меня уже и смотрят по-другому, как на мужчину. Я тогда понял, что возмужал. А сейчас — настолько легкое отношение к службе, что просто диву даешься. Есть даже рекомендации, как не служить в армии. В Санкт-Петербурге разработано пособие, как уклониться от воинской службы, оно продается за 5 тысяч во всех подземных переходах.

— А как у вас взаимоотношения с мамами солдат, с комитетами солдатских матерей?

— Кто-то запустил ложь, что нас развертывают для того, чтобы отправить для участия в каких-то военных действиях. Я даю слово офицера, что не готовят нас для Таджикистана. Да у нас и отправлять некого, мы еще ничего не умеем. Но мамы завалили письмами с просьбами не отправлять их сыновей в Таджикистан. А что делают солдаты… Захочет служить ближе к дому — может спокойно сбежать. И какое бы уголовное дело я ни возбуждал, оно прекращается. Сейчас все, что сказал солдат — истина в последней инстанции. Что бы я ни говорил, мне могут не поверить, солдату — поверят, что бы они он ни рассказал.

— А все-таки есть ли настоящие факты «дедовщины»?

— Тысяча шестьсот молодых парней из криминализированного общества, собранных в одном месте… Знаем о 90 процентах таких фактов. Мы постоянно проводим анонимное анкетирование, психологические тесты. Если в подразделении есть что-то негативное, это видно по глазам людей.

— И какая картина сейчас по искоренению «дедовщины»?

— До идеала еще очень далеко. Но работаем.

— А на национальной почве у вас в полку бывают конфликты? Недавно к нам в редакцию прибежал солдат, рассказал, что в их части русские солдаты стирают дагестанцам носки. Тогда какая же это русская армия…

— У нас есть дагестанцы. Они держатся коллективом. У русских нет дружбы, землячества, у них это есть. На национальной почве если и обижают, то больше русские, чем нерусские. На дагестанцев больше льется грязи, половина может быть и правда, а половина — нет. Нельзя сказать, что именно кавказцы обижают именно славян. Подлецов из славян в 10 раз больше, чем из кавказцев, это я, как командир полка говорю. Двадцать лет назад я командовал ротой, там была целая куча национальностей, русским был один младший сержант, командир моего танка. Потом я принял роту из одних казахов, и эту роту я до сих пор вспоминаю, всех помню по фамилиям, фотографии их храню в семейном альбоме. Я их до сих пор люблю. В Венгрии у меня была рота — ни один человек по-русски не понимал, учить приходилось на пальцах. Но это была управляемая рота, на учениях действовала, как игрушка. Были и чеченцы, это великолепные воины, любой профессией овладеют, самые чистые и аккуратные. Азербайджанцы — все воины, он в слове «член» сделает 10 ошибок, но как воин, он овладеет и пулеметом, и гранатометом, и не тяготится боевой подготовкой.

— Так что же тогда случилось с русскими?

— Не знаю. Дагестанцы у нас — все занимаются спортом, рукопашным боем, до единого. Служат охотно. Кавказец с рождения воин, мужчина.

— Но Отечественную войну все же выиграли в основном русские, а не кавказцы…

— Русские. Нас портит вседозволенность. Сейчас, например, объяви мобилизацию — люди просто не придут. Сейчас все в акционерных обществах, оттуда и не призовешь.

— Когда вы лично участвовали в нормальных тактических учениях, хотя бы на уровне батальона.

— Это было в 1993 году, я проводил показные батальонные учения на Камчатке. Но их с большой натяжкой можно назвать учениями. С каждого полка мы тогда выставляли усиленный взвод. Офицеры в цепи были вместо солдат. В настоящих учениях я участвовал только, когда был командиром батальона. Давно, в 1985 году. В 1991 году все эти учения закончились вообще.

— Как по-вашему, война в Чечне ухудшила положение в Российской армии или дала какой-то стимул для ее развития? Как она повлияла на морально-психологическое состояние офицеров? Офицеры стали бояться войны, или закалились?

— Нет, бояться не стали. Командиры полков у нас все прошли Чечню, я не участвовал, потому что родом оттуда. Кадровые офицеры и кадровые солдаты зарекомендовали себя хорошо. Если бы контрактников призывали, стимулируя их деньгами, отбирали, а то мы отправляли людей, которые только здесь знакомились с оружием, а вечером они уже высаживались в Моздоке. Командиры батальонов, рот, все прошли Чечню. Надлом в сознании людей война не сделала.

— Чем, по-вашему, отличается российская армия, действовавшая в Чечне, от американской, которая готовится воевать в Ираке?

— Если в Ираке произойдет то, что планируется, там американцы будут действовать с развязанными руками, они будут делать то, чему они учились и для чего предназначены. Если бы наши офицеры и солдаты в Чечне делали то, что должна делать армия, я уверен, что, по крайней мере, на уши бы там все поставили. Могли сделать гораздо больше. В боевых условиях, я твердо уверен, война с любым противником закончится тем, что туда придет мужик из Сибири и штыком повалит все ракеты. Просто нас надо сильно бить по морде, чтобы встряхнулись.

— Ваш полк находится практически в городе. Какие у вас связи и отношения с местными властями?

— Мы очень тесно взаимодействуем с советом ветеранов, хорошие у нас дедки, боевые. Были у нас на Присяге, мы построили полк, они удивляются: откуда столько народу? Глава Сормовской администрации оказал нам материальную помощь, администрация города помогла реально: лесоматериалами и гвоздями.

— Действительно ли с армией расплатились к Новому году, как прозвучало по телевидению?

— Нет. Я сейчас должен своим офицерам и прапорщикам 2 млрд 480 млн рублей старыми деньгами. Офицерам, которые днем и ночью работают. Я иногда думаю, глядя на режим работы своих офицеров, особенно командиров рот и батальонов и сам себе задаю вопрос: я выдержал бы, если бы был таким же молодым, такой режим работы?

«Дедушки»

«Армии не надо бояться»

А в полку в это время жизнь шла своим чередом. В танковой роте шел развод караула, кто-то готовился идти в увольнение. Кстати, в полку 82 солдата — из Нижнего Новгорода. Чтобы впечатление о полку было более полным, попросил разрешения поговорить с двумя «дедушками» и двумя «молодыми».

Они охотно представились:

— Зам. командира взвода обеспечения танкового батальона младший сержант Миронов. Призывался из Тулы 15 мая 1996 года. До армии работал автослесарем.

— Я рядовой Альпов, водитель взвода обеспечения танкового батальона. Призвался из Костромы 13 ноября 1996 года. До службы работал мастером по ремонту обуви.

— Как в целом, не жалеете ли, что пришлось служить в армии?

— Нет, конечно, — уверенно и дружно ответили оба.

— Как вы изменились за это время?

— Стали самостоятельнее… Представления о жизни стали совсем другие, — дополняя друг друга, рассказывают ребята. — Начали задумываться о будущем. Взгляды на жизнь стали взрослее.

— А здесь служить вам нравится?

— Здесь служить можно. Ничего страшного. Армии вообще нечего бояться.

— Сейчас вы «дедушки». А как к вам относились, когда пришли в армию?

— Ерунда все это — «дедовщина». Встретили нас нормально. Это все слухи, на гражданке, пугают. Как себя поставишь, так и будет… Конфликтов не было. Меня не обижали. И мы к «молодым» нормально относимся, да вы у них спросите.

— Чему вы научились в армии такому, что может пригодиться в жизни?

— Квалификацию водителя повысил, мастерство вождения. Технику стал знать лучше… С людьми научился жить…

«Молодые»

«Мне мама не верит, что у меня все нормально…»

— Рядовой Артеев Василий Геннадьевич. Из Ярославля, призван летом 1997 года.

— Рядовой Козлов Владимир Николаевич, из Рыбинска. Призван летом прошлого года.

— Как прошли для вас эти полгода?

— Были, конечно, трудности сначала. Надо было привыкнуть к строгому распорядку дня, необходимости следить за собой.

— В школе у вас была ли элементарная подготовка к армии?

— Я заканчивал технический университет, у нас была начальная военная подготовка.

— А вы сколько классов закончили? — спрашиваю второго солдата?

— Мало. Шесть. Школу нашу закрыли, потому что народу мало стало.

— Скажите честно, обижают вас здесь «дедушки»?

— Не обижают. Никаких конфликтов нет… Я сам был удивлен, когда сюда попал, что не вижу такого, о чем пишут в газетах, совсем другая армия оказалась. У меня мама до сих пор не верит, когда я пишу, что у меня все хорошо.