Валерий Киселев

8. За спиной — Куликово поле

«…Они были из тех, чья доблесть увеличивается с уменьшением их численности».

Виктор Гюго

К утру 5 ноября 137-я стрелковая дивизия по железной дороге была переброшена в город Ефремов с задачей: занять оборону по реке Красивая меча и прикрыть шоссе, ведущее с юга на Тулу. Дивизия была одной из немногих боевых единиц 3-й армии, хотя и не успела, как следует, доформироваться и отдохнуть. Обстановка требовала без промедления приступить к подготовке обороны. В тылу за позициями дивизии простиралось историческое Куликово поле…

К этому времени войска 2-й полевой армии противника находились примерно в 30 километрах от Ефремова. Город имел важное оперативное значение, его связывало шоссе с Тулой, поэтому тот, кто владел этим узлом, обеспечивал себе свободу маневра, что было крайне важно для 2-й танковой армии Гудериана, наступавшей на Тулу, а оттуда на Москву.

Приближались дни решающих боев на всем центральном участке советско-германского фронта…

До 14 ноября дивизия не имела непосредственного соприкосновения с противником. Бойцы 771-го и 624-го полков врубались в начавшую подмерзать землю, отрывая окопы и блиндажи. В основном это были опытные солдаты, выехавшие с дивизией из Горького и Арзамаса, прошедшие пешком с боями от Орши до Ельца, покидавшие землицы и могилевской, и брянской, и орловской. В основном от них зависело: придется ли покопать еще и родной нижегородской землицы, и, может быть, из следующего окружения выходить в Арзамас и Павлово.

Вернулся после госпиталя в родной 624-й полк майор Фроленков. Радостной была встреча со старыми товарищами — комиссаром полка Михеевым, парторгом полка Тарасовым, политруком Александровым. Рад был узнать Фроленков, что живы лейтенанты Нагопетьян, Новиков. Рак, Дзешкович, узнавал в лицо многих старых солдат-арзамасцев. А сколько уже полегло его боевых товарищей на огромном, в половину России, пути, судьба скольких была неизвестной…

Вспоминали комбатов капитанов Козлова и Лебедева, майора Волкова, старшего лейтенанта Дъяченко. Но если бы им знать тогда, как сложатся скоро их собственные судьбы…

771-й полк в Ефремове принял майор Малхаз Гогичайшвили. Он с первых же дней сумел завоевать уважение личного состава полка. Это был опытный командир и человек редкой храбрости, тоже познавший горечь летнего отступления, закаленный первыми боями. Штаб полка вновь возглавил капитан Шапошников, комиссаром полка по-прежнему оставался старший политрук Наумов. Немного оставалось в полку командиров, выехавших на фронт из Горького — лейтенанты Бакиновский, Тюкаев, Степанцев, Скворцов, политруки Бельков и Иванов. За пять месяцев в полку сменилось по два и даже по три командира батальонов. Тяжелейший путь прошли бойцы этого полка, но это были поистине чудо-богатыри, каждый из которых стоил не одного десятка новобранцев.

Готовился к новым боям и полковник Гришин, прошедший весь ее путь наравне с солдатами. Дивизия под его командованием внесла достойный вклад в срыв планов «блицкрига». Гудериан хорошо запомнил 137-ю дивизию русских. Какое-то время против 137-й действовала немецкая дивизия с таким же номером. Немцы узнали об этом и установили на передовой огромный плакат: «Привет 137-й от 137-й!».

Немногие советские дивизии после страшных лета и осени 41-го сохранили номера, знамена или не были отведены на переформирование. Полковнику Гришину можно было гордиться, что и после третьего окружения его дивизия сохранила боеспособность, ему доверен важный участок фронта.

Налаживали работу политорганов комиссар дивизии Канцедал и начальник политотдела Кутузов. Им можно было честно смотреть людям в глаза: моральный дух их бойцов был по-прежнему на высоте. В своей работе им было на кого опереться: помимо старых комиссаров в дивизии выросло много молодых политработников. Это, прежде всего, такие, как коммунисты-горьковчане Архипов, Воротынцев, работники аппарата политотдела Штейнбах, Коваленко, Первов, Колупаев, Сенькин, Журавлев, Мазурин.

По-прежнему оставался начальником штаба дивизии полковник Яманов. Под его руководством штаб работал исключительно слаженно, четко и оперативно. У Яманова были надежные помощники, прошедшие с ним с первых дней войны — майоры Кустов, Туркин, Филипченко, капитаны Румянцев и Бабур. По-прежнему четко работали связисты батальона капитана Лукъянюка. В батальоне связи было еще немало старых командиров и бойцов, таких, как лейтенанты Михайленко, Баранов, Манов, политруки Ткачев, Попов, Старостин, сержанты и красноармейцы Червов, Корчагин, Коробков, Арисов, Гаврилов, Папанов, Баторин, Дурнев и многие другие.

В Ефремове в состав дивизии был включен 17-й артиллерийский полк, которым командовал замечательный офицер майор Новицкий. Полк имел опыт боев от Бреста до полей Орловщины. В полк были влиты и артиллеристы дивизии, такие, как капитан Кряжев, майор Проскурин, капитан Балакин, старший лейтенант Ильченко, лейтенант Зверев и другие.

Начинался новый этап истории и 409-го стрелкового полка. Костяк его составили командиры, прошедшие ад сражений от Чаус до Тулы. Полку предстояло вписать еще много славных страниц в историю дивизии.

В один из ноябрьских дней, когда на фронте было относительно тихо, в штаб 3-й армии направилась первая группа воинов дивизии для получения наград. Вел группу майор Туркин, начальник инженерной службы дивизии. Ему за организацию боя в селе Гремячее был вручен орден Красного Знамени. Такой же награды был удостоен комиссар штаба дивизии, бывший комиссар разведывательного батальона Филипченко. Лейтенант Михайленко за организацию разгрома автоколонны под Гремячим первым в дивизии получил орден Ленина. Свои первые награды получили связисты политрук Старостин, красноармейцы-горьковчане Григорьев, Литвинов, Папанов, Коробков. Были награждены отважный адъютант командира 624-го полка лейтенант Рак, лейтенант госбезопасности Шкурин, лейтенант Бакиновский, разведчики красноармейцы Верещагин, Курпас, Никоненко и другие бойцы.

Это были первые награжденные в дивизии за четыре месяца почти непрерывных боев, но, конечно, не единственные герои. После первых боев под Червонным Осовцом только в 771-м полку к наградам были представлены 45 человек, но в окружении все наградные документы погибли, да и судьба многих героев была просто неизвестна. Так и не успели получить наград ни старший лейтенант Похлебаев, ни лейтенант Терещенко, хотя их батареи уничтожили в общей сложности около 40 танков врага. Остались без наград многие другие скромные труженики войны.

Всего лишь несколько дней удалось отдохнуть от войны солдатам дивизии…

Багадаев М. С., начальник клуба дивизии, старший политрук:

— Когда мы вышли из окружения, полковник Гришин назначил меня начальником клуба, и я тут же приступил к подбору певцов, плясунов, баянистов и балалаечников. Набралось таких из разных подразделений восемь человек. Нашли гитару, балалайку, баян. Несколько дней готовили программу, а после просмотра ее комсоставом дивизии поехали на передовую. Ездил с нами и лектор политотдела. Агитбригада наша пользовалась большим уважением у бойцов. Был у нас патефон с пластинками песен «Катюша» и «Каховка». Бойцы часто после концертов просили поставить патефон и пели песни. Однажды наш гитарист подполз к немецким окопам и поставил на патефоне «Катюшу». Видно было, как немцы высунулись из окопов и внимательно слушают.

Ездили на концерты с полным вооружением, и часто бывало, что помогали бойцам отбивать атаки врага. Однажды утром мы шли по дороге и заметили у леса немецких разведчиков, пять человек. Оставили свои инструменты баянисту, залегли и открыли огонь. Двоих убили сразу, остальных окружили и предложили сдаваться. Один немец не подчинился, и его пришлось убить, а двоих доставили в штаб. Об этом случае даже писала наша дивизионная газета в статье «Концерт состоялся с боем»…

Мазурин Н. И., секретарь дивизионной газеты, подполковник в отставке:

— В дивизию я попал в середине ноября 41-го. Встретил меня начальник политотдела Кутузов, он представил комиссару дивизии Канцедалу. По решению Кутузова, некоторое время я был агитатором батальона. К концу ноября на должность редактора дивизионки прибыл майор Васильев, а я стал ее секретарем. В начале декабря, раздобыв лошадку и санки, мы двинулись в Воскресенское, райцентр Рязанской области, там и выпустили первый номер газеты «За Родину!». Материалы для первого номера брали в полках, беседуя с людьми. С первым номером газеты мы вернулись в дивизию, она как раз перешла в наступление. Комиссар дивизии Канцедал тепло нас поблагодарил за газету. Он всегда внимательно следил за газетой, постоянно давал практические советы…

Мельниченко И. И., адъютант командира дивизии:

— На рекогносцировке под Ефремовым наша новая машина сломалась. Полковник Гришин поехал на другой, а я должен был притащить сломанную машину на буксире. И надо же такому было случиться: машина по дороге оторвалась и потерялась, я не заметил из-за темноты. Доложил об этом полковнику. Он изрядно выругал меня, грозил расстрелять и тут же попросил Яманова найти ему другого адъютанта. Мне приказал: «Чтобы к утру машина была!» Утром у штаба стояли машина, я и новый адъютант. Я доложил командиру дивизии, что готов сдать свои адъютантские обязанности. — «Кто распорядился?». Я напомнил ему вчерашний разговор. Полковник к этому времени остыл и забыл о своем приказе. Через несколько дней мне по его представлению было присвоено внеочередное звание — старшего лейтенанта.

Соколов Е. И., зав. делами штаба 409-го полка:

— Однажды где-то в начале ноября я шел по одной из улиц Ефремова с поручением от штаба полка. Вдруг на бреющем пролетел немецкий самолет и бросил бомбу, прямо на перекресток. Взрывной волной меня прижало к зданию и больно обожгло. Когда я пришел в себя, то вижу: пятиэтажный каменный дом, где был расположен госпиталь, рухнул. Под его обломками оказались все раненые. Спасательные работы вели круглосуточно почти неделю. Почти все погибли, и все же в нашем полку появился почтальон Лукъянов, который из-под обломков был извлечен через четверо суток. Его спасло перекрытие, которое образовало над ним своеобразный шалаш. Все это время он слышал голоса спасателей, а воздуха оставалось все меньше и меньше. Не знаю его дальнейшей судьбы, но, думаю, тогда он вернулся с того света…

Эта бомбежка стала своеобразным «приветом» дивизии от гитлеровцев, готовящихся к новому наступлению… Тогда погибли несколько десятков солдат 624-го полка, только что вышедших из окружения.

А на фронте с середины ноября 41-го начался решающий этап битвы за Москву. 12 ноября перед участком обороны 624-го стрелкового полка были замечены три группы немецких танков по 10, 12 и 20 машин. Это были авангарды 18-й танковой дивизии армии Гудериана. В этот же день через боевые порядки наших частей прошли отступающие подразделения 6-й гвардейской стрелковой дивизии. В фондах дивизии архива Министерства обороны России сохранилась записка одного из комбатов771-го полка, где тот приводит слова отступающих гвардейцев: «Если уж мы не удержались, то вы тем более не удержитесь…».

А 14 ноября колонна пехоты противника на 50 автомашинах пыталась сходу прорваться через боевые порядки дивизии в районе села Яблоново на Красивой Мече. Оборонявшиеся здесь немногочисленные подразделения 771-го полка приняли бой. От первых же выстрелов «сорокапяток» загорелись пять автомашин, три из которых уничтожил сержант Фляга. В конце боя герой-артиллерист был убит.

Первая атака гитлеровцев была отбита, но вскоре началась вторая. Полк, имея всего 150 активных штыков, 50 пулеметов и два орудия, занимая участок обороны, значительно превышающий уставную норму, пять суток отбивал атаки немецкого полка, усиленного артиллерией.

В эти дни 771-й полк был растянут в нитку, и каждый солдат на своем месте должен был стоять насмерть, но не отступать, иначе полк легко мог быть смят ударом вдоль фронта. И люди действительно стояли насмерть. Сибиряк сержант Семен Лукута трое суток отбивал атаки гитлеровцев из своего окопа, истребив их не один десяток. Когда из окопа прекратились выстрелы, товарищи сочли его погибшим.

Лукута В. С., сын Семена Акимовича Лукуты:

— По рассказам отца, его семья была из Гомельской области, а потом переехала в Сибирь. В 30-е годы строил Магнитку, а потом его избрали председателем колхоза деревни Тарналы Шербакульского района Омской области. Добровольцем участвовал в войне с Финляндией, был снайпером, уничтожал «кукушек». Добровольцем ушел на фронт и в самом начале Великой Отечественной. Вместе с ним воевали несколько его земляков, в том числе и родной брат Михаил Акимович. Да, наша семья действительно получила похоронку на отца. Мы все уже смирились с его смертью, как вдруг через несколько месяцев получаем от него письмо с сообщением, что был тяжело ранен в ногу. Помню рассказ отца о том бое. Он был первым номером пулемета, второй — убит. Огонь вел до последнего патрона, наши пулеметы слева и справа давно замолчали. Увидел, что огонь ведет один, а когда патроны здесь кончились, перебежал к другому пулемету. Вел здесь бой, пока не кончились патроны, потом также перебежал к третьему пулемету, расчет которого погиб. Когда отец делал следующую перебежку, рядом разорвалась мина, и его отбросило в канаву. Пришел в сознание, над ним стоят немецкие солдаты. Один из них снял с отца шапку и спросил: «Комиссар?». Потом приказали отцу двигаться к соседнему дому, где стояла машина с немецкими солдатами. Отец пополз, потому что ранен был в ногу. У машины уже стояли несколько наших раненых солдат и много немцев. Вдруг откуда-то по этому скоплению стал стрелять наш пулемет, часть немцев были убиты, остальные бросились в стороны. Воспользовавшись этим, хозяйка дома и ее сын помогли отцу и другим нашим солдатам укрыться в сарае. Однажды сын хозяйки рассказал отцу, что у соседа прячется еще один наш солдат, тот самый пулеметчик, который стрелял тогда по немцам. Хозяйка дома перебинтовала наших раненых, кормила их, чем могла. Немцы к этому времени ушли дальше на восток. Когда у отца нога стала заживать, смастерил себе костыль, стал ходить с ним по дому. Вскоре на востоке стала слышна канонада. Отец договорился с тем пулеметчиком идти к своим вместе. Ночью, когда стрельба стала слышна отчетливо, отец взял у хозяйки кочергу и ушел к своим. За селом они встретили наших разведчиков. Отец долго лежал в госпитале после того ранения и был все же демобилизован. Снова работал председателем колхоза. А после войны отец разыскал женщину, которая его спасла. Помогал ей, чем мог, посылал посылки, ходатайствовал перед властями, чтобы женщину наградили. Помню, что ее сын стал военным…

А орден Красной Звезды Семен Лукута получил лишь в 1967 году… По словам сына, он очень гордился этой наградой и всегда носил орден на груди.

«Известие о смерти отца пришло 15 мая 1973 года, — пишет Владимир Лукута, — Я не мог в это поверить: он был очень крепким до последних дней, весил более ста килограммов, кость широкая, крупная, сила могучая. Зимой в любой мороз отец работал без рукавиц, все удивлялись его силе. Люди его очень любили, он был безотказный, все умел делать и бескорыстно помогал. Хоронить отца вышло все село. Его друзья-охотники дали над могилой залп из охотничьих ружей…».

А бой на Красивой Мече продолжался… Пулеметчики Голованов и Кузин каждый на своем участке в первый же день боев отбили по две атаки, уничтожив каждый примерно по 20 солдат противника. Пулеметная рота младшего лейтенанта Ковалева отразила атаку немецкого батальона, после чего на поле боя насчитали до трехсот трупов врага. Особенно отличился в этом бою лучший пулеметчик полка сержант Петров.

Но все яростней атаки гитлеровцев, чувствующих свое численное и техническое превосходство. Вступили в бой за Яблоново и подразделения 624-го полка. Рота под командованием капитана Баранникова, помощника начальника оперативного отдела штаба дивизии, отразила три атаки противника. Бойцы лейтенанта Савина, временно исполнявшего обязанности командира батальона, уничтожили 20 гитлеровцев, причем лично лейтенант Савин — 10…

Багадаев М. С.:

— С началом наступления немцев я был направлен в 771-й полк. Когда прибыл на передовую, там уже во всю кипел бой, и сколько было отбито атак — не знаю. Политрук роты Очерванюк атаку отбивал один, все бойцы его роты погибли или были тяжело ранены. Да и сам он был весь изранен. Помню, что когда я к нему пришел, у него было восемь ран, но он все еще вел бой, причем из двух пулеметов, переползая от одного к другому. Мы с одним из музыкантов нашей агитбригады оттащили его в сторону, перевязали и отправили в санчасть, а сам я лег за пулемет. Но немцы, наверное, хорошо здесь пристрелялись: моего помощника убило сразу, а немного погодя и меня сильно контузило разрывом снаряда. В этом бою наша агитбригада потеряла шесть человек, и больше выступать нам не пришлось, стало не до этого…

Умер от ран политрук Очерванюк, были убиты многие его товарищи. Постепенно гитлеровцы начали теснить полк к реке. Переправу через Красивую Мечу остались прикрывать семь человек во главе с командиром взвода лейтенантом Солдатенковым. Несколько часов смельчаки сдерживали натиск противника и обеспечили отход подразделений полка на новый рубеж.

Вскоре на помощь своей пехоте противник перебросил танки.

14 ноября одна из таких танковых колонн с десантом на броне атаковала позиции 624-го стрелкового полка и 17-го артиллерийского у деревни Ереминка…

Зайцев Г. А., командир взвода управления, впоследствии начальник штаба 17-го артполка, полковник в отставке:

— Командир нашей батареи лейтенант Беляков послал меня с разведчиком и телефонистом на передовой наблюдательный пункт на берег реки недалеко от шоссе, где ожидалось наступление немцев. Долго их ждать не пришлось — появилась колонна танков, за ними и пехота на грузовиках. Я и сейчас помню тот страх, с которым ожидал подхода немцев. Комбат меня подбадривал по телефону с командного пункта, а потом приказал корректировать огонь. И какова же была наша радость, когда мы увидели, как танки шарахаются во все стороны от наших снарядов. Сразу мы почувствовали свое превосходство. А тут окрыли огонь и орудия, стоявшие на прямой наводке…

Василенко М. Ф., политрук батареи 45-миллиметровых орудий 624-го стрелкового полка, майор в отставке:

— В нашей батарее лейтенанта Ивана Денисенко было тогда шесть орудий. Позицию мы выбрали хорошую, окопались, ждем. Сначала услышали шум моторов, потом вижу — идут веером двенадцать танков. Присмотрелся — вроде не тяжелые. Я сам был за прицелом первого орудия. Подпустили танки поближе и открыли огонь. Поймал танк в прицел, выстрелил — и он сразу же встал и задымил. Потом вижу — горит и второй. Огонь мы вели, как автоматы, с каким-то энтузиазмом. Вскоре встали и загорелись сразу еще два танка, а через несколько минут и еще два. Тогда остальные стали разворачиваться. Но это сейчас все кажется так просто, тогда, в бою, все было по-другому…

Из 12 танков гитлеровцы потеряли здесь 6 машин. Два танка подбил политрук Василенко, два — наводчик сержант Орлов из огневого взвода лейтенанта Гуммерова и еще два артиллеристы батареи Белякова 17-го артполка. От самого Бреста отходил с боями на восток лейтенант Беляков… Через месяц после боев на Красивой Мече он станет командиром дивизиона, через полгода — начальником штаба полка, а погибнет майор Беляков командиром 17-го артполка в тех же местах, где начал войну, но спустя три долгих военных года…

Мощным бронированным кулаком пытались пробиться гитлеровцы через боевые порядки дивизии и выйти к Ефремову. В районе села Кадное огневые позиции 17-го артполка атаковали 34 немецких танка. Причем гитлеровцы наступали, прикрываясь согнанными из окрестных деревень женщинами и детьми. Этот подлый прием они применяли не раз. От наших артиллеристов требовалась величайшая точность огня, чтобы не попасть в своих и попытаться их спасти. Наводчик Виктор Мезенцев, доброволец-ростовчанин, меткими выстрелами зажег два танка, заставил залечь автоматчиков, в эти минуты женщины и дети и сумели добежать до наших окопов.

Один за другим подбил в этом бою шесть немецких танков наводчик сержант Михаил Кладов. Гитлеровцы, встретив на этом участке упорное сопротивление, повернули вспять, оставив на поле боя 8 горевших танков. Через некоторое время — снова атаки танков, но уже осторожней, с оглядкой.

На многие километры разгорелись яростные дуэли танков и орудий…

Михайленко С. С., замковый, впоследствии наводчик орудия 2-го дивизиона 17-го артполка, сержант:

— Местность была открытой — поле, мы замаскировали орудия под скирды, но гитлеровцы все равно нас хорошо просматривали, быстро засекли, и часть наших орудий огнем подавили. Но оставшиеся все равно вели огонь. Били и по закрытым целям, и по пехотинцам — они то и дело подходили очень близко, даже с тыла подбирались, хотели расчистить от нас дорогу для своих танков. Нам все время приходилось организовывать группы для борьбы с автоматчиками, особенно на флангах. Так мы отбивались весь день, а ночью сменили позицию. Товарищей потеряли здесь много, но немцев все же не пропустили…

Попробовали гитлеровцы прорваться у села Крестище, но и сюда была срочно направлена наша артиллерия, которой умело маневрировал начальник артиллерии полковник Кузьмин. Двадцать танков веером шли вперед по снежному полю. И вновь отличился сержант Кладов. Сначала он подбил один танк, был ранен, но все равно продолжал бой, подбил еще два танка, уже истекая кровью. И вел огонь, пока все оставшиеся 17 немецких танков не повернули на запад.

17 ноября батарея старшего лейтенанта Яскевича отразила атаку 40 вражеских танков, 5 из них было уничтожено. В этот же день 5 немецких танков прорвались через огневой заслон к деревне Закопы, где стоял штаб дивизии. В этой критической обстановке политрук Луценко из 17-го артполка, когда весь расчет единственного орудия, прикрывавшего штаб полка, вышел из строя, и когда он сам был тяжело ранен, встал за панораму и все-таки подбил один танк. Остальные машины после этого вышли из боя.

17 ноября яростный бой разгорелся и за село Верхний Изрог, через которое противник пытался прорваться к Ефремову. Двумя ротами пехоты пришлось заплатить врагу за это село. Но и в дивизии каждый день и час гибли замечательные, смелые люди. Так за Верхний Изрог геройски погиб старший инструктор политотдела дивизии Потыляко. До последнего патрона сражался, оказавшись в кольце, пулеметчик 771-го полка Дабышев. Дорого отдал свою жизнь, прикрывая отход товарищей, рязанец пулеметчик Черников.

За село Медведки противник потерял до батальона пехоты и четыре танка. Каждый шаг вперед враг оплачивал кровью своих солдат и разбитой техникой.

За неделю боев 137-я стрелковая дивизия, не имея соседей, численностью всего около тысячи человек с 40 орудиями, отражала атаки гораздо более сильной немецкой 230-й пехотной дивизии, усиленной десятками танков. Еще несколько сот вражеских солдат и 25 танков записала в эти дни дивизия на свой боевой счет. И, хотя главные события на фронте в это время происходили под Тулой, Волоколамском, но и здесь, на Красивой Мече, гитлеровцы обливались кровью, но не могли достичь решающих успехов…

Василенко М. Ф.:

— В эти дня, я, разговаривая с бойцами, а у меня был закон — хоть ползком, но побывать у каждого орудия — убеждался, что настрой у всех один: дальше отступать некуда. Чувствовалось приближение перелома. Судьба страны висела на волоске, а я в эти дни каждый день давал рекомендации в партию, значит — верили люди в победу…

Канцедал П. Н.:

— В это тяжелейшее для страны время возрастала тяга людей в партию. К сожалению, я не могу на память привести цифры приема партию в эти месяцы битвы под Москвой, но помню: дня не проходило, чтобы мы не вручали несколько партийных билетов. Почти каждый раз это проходило непосредственно на позициях, поздним вечером, а то и ночью, чтобы избежать ненужных потерь. Бывало и такое, что пришли вручать бойцу партбилет и узнаем, что его сегодня убило, а часто и на другой день убивало…

Старостин Н. В., комсорг батальона связи, майор в отставке:

— Политработа — это работа повседневная. Всегда с людьми. Иногда нужно было просто так поговорить с людьми, чтобы поднять настроение. Если передышка — политинформация, читаю газету, сводки Совинформбюро, помогаю выпустить боевой листок. Часто принимал молодежь в комсомол — тяга была огромная. Многим дал рекомендацию в партию. Это важный показатель: если человек стремится в партию, значит, он верит в победу, значит, у него есть настроение воевать…

Лишь ценой серьезных потерь 20 ноября гитлеровцы частично овладели городом Ефремовым. Все-таки брешь в обороне соседей южнее по фронту была найдена. Колонна немецких танков и автомашин вышла к городу и к Тульскому шоссе, и командованию дивизии пришлось отвести войска с Красивой Мечи на 15 километров восточнее. Как позже выяснилось, брешь в обороне наших войск показал предатель из местного населения.

А 21 ноября начальник Генерального штаба вермахта генерал Гальдер записал в своем дневнике: «Гудериан доложил по телефону, что его войска выдохлись…».

23 ноября к Ефремову подошли значительные силы наших войск: 283-я и 269-я стрелковые дивизии, 52-я кавдивизия, 121-я танковая бригада, 569-й артиллерийский полк. Кризисное положение на этом участке фронта миновало. Направление восточнее Ефремова было для врага надежно закрыто.

29 ноября противник снова начал атаки, но уже из последних сил, численностью не более роты в каждой атаке. С помощью танков немцы заняли на участке обороны дивизии деревню Сафоново. На следующий день гитлеровцев оттуда выбили, но другое их подразделение заняло село Буреломы. Второго декабря вражеские автоматчики снова взяли деревню Сафоново, но это был их последний успех.

Германские войска выдохлись на всем огромном Восточном фронте.

В эти дни лейтенант Скворцов записал в своем дневнике: «Среди бойцов царит необычайный подъем. Не сегодня-завтра — решительное наступление».

Несколько дней дивизия, получив пополнение, готовилась к наступлению. Снова встал в строй 409-й стрелковый полк майора Тарасова, прибывший с переформирования. Но все равно в дивизии на 1 декабря насчитывалось чуть более 3 тысяч человек личного состава. Было получено небольшое количество вооружения — пулеметов, орудий, и впервые в последние дни ноября на участке дивизии были применены «Катюши»…

Гаврилов И. Е., телефонист батальона связи, старший сержант:

— Я в этот день дежурил на командном пункте командира дивизии. Слышу, как полковник Гришин просит у кого-то по телефону прислать ему хотя бы три Катюши. А мы еще не знали, что это такое, и я грешным делом подумал про девчонок, куда ему три, думаю. А через некоторое время приходит капитан и говорит Гришину: «Командир батареи «Катюш» прибыл в ваше распоряжение». У блиндажа стоят три зачехленных машины — так вот каких «Катюш» просил Гришин! Дали они по селу три залпа термитными снарядами, что солдаты потом рассказывали: немцев там не было, одни трупы. Привели в штаб пленного пехотинца, здоровенный такой, кажется, был командиром полка. Слышал, как он говорил по-русски: «Я знаю, что вы меня расстреляете, но сначала покажите мне «Катюшу». Гришин засмеялся и спросил его: «Какое настроение у ваших солдат?» — «Мы под Москвой, а не под Берлином, что спрашивать?» Оказалось, что немец десять лет жил в Москве, потому и хорошо говорил по-русски. Но насчет настроения своих солдат он приврал: неважным оно было в эти дни…

Лукъянюк Ф. М., командир батальона связи дивизии:

— Перед наступлением получили и мы небольшое пополнение, десять солдат. Вместо средств связи дали мне десять посыльных на конях, но кормить коней было нечем и все они скоро пали. Получил десять километров звонкового провода, но он рвался от малейшего натяжения. Получили телефонные аппараты системы ТАБИП, но они обеспечивали слышимость только на пятьсот метров. Пришлось искать провода самим, в тылу, телефонные аппараты брали в сельсоветах. Прибегали и к такой схеме: за полком посылали взвод, и солдаты по цепочке передавали донесения…

В эти дни начала декабря сплошного фронта практически не было, войска обеих сторон укрепились в деревнях и по дорогам. Некоторые участки местности лишь слабо простреливались пулеметным огнем. И в эти дни подготовки к наступлению ни одной ночи не давали спокойно поспать гитлеровцам наши разведчики.

Группа лейтенанта Ребрика, командира взвода автоматчиков 624-го полка в ночном налете уничтожила десять гитлеровцев и два пулемета, автоматчики лейтенанта Прокуратова в одном налете сожгли три автомашины и четыре дома с гитлеровцами, в другой вылазке — до тридцати вражеских солдат в шести домах, две автомашины и два орудия.

Старший лейтенант Нагопетьян был командиром батальона, но все равно ходил в разведку. В одном таком поиске он попал в засаду, но не растерялся, спрятался под мост, один выдержал бой с большой группой гитлеровцев, уничтожил при этом 12 немцев и благополучно вернулся к своим. В другом поиске он лично уничтожил еще 12 вражеских солдат. Однажды он с небольшой группой бойцов проник в деревню, занятую гитлеровцами, снял часовых и пригнал упряжку с орудием.

Аветик Нагопетьян погибнет в первые дни наступления…

Пилипенко И. И., заместитель политрука роты 624-го стрелкового полка, подполковник в отставке:

— Случилось это у деревни Каменка. Отбивали атаки немцев, но они все лезли и лезли. В небольшой промежуток затишья расположились в развалинах домов, чтобы приготовить покушать. Солнце было на заходе, но немцы опять пошли в атаку. Удержаться было невозможно, и Нагопетьян приказал отходить группами, а сам остался нас прикрывать. Здесь он и погиб. Когда потом мы выбили немцев отсюда, нашли изуродованное тело комбата, он был раздет догола. Все мы стояли и плакали…

Бельков П. И., комиссар минометной батареи, подполковник в отставке:

— Как сейчас его вижу: открытый и смелый взгляд, легкая походка, в белом полушубке, автомат за плечами, за поясом торчат гранаты. Любил он песню «Ах, Андрюша, нам ли знать печали, эй, гармонь, играй на все лады…». Ему было всего 23 года…

По приказу командующего 3-й армией 137-я стрелковая дивизия наступление должна была начать 12 декабря. Задача: овладеть крупным опорным пунктом противника селом Буреломы и наступать далее строго на запад к реке Зуша.

Операция была тщательно подготовлена. По данным разведки, в Буреломах оборонялись 1—2 батальона гитлеровцев общей численностью 400—500 человек, имевших 12 орудий и 2 миномета…

Багадаев М. С.:

— За день до наступления к нам в батальон прибыл полковник Гришин, на рекогносцировку. В бинокль он наблюдал за немцами, занимавшими оборону против нашего батальона. Здесь все время стреляли немецкие снайперы, я подбежал к нему: «Товарищ полковник, уходите скорей, снайпер снимет вас, видите — мою шапку прострелили». Он посмотрел на меня: «Хорошо, что голову не сняли. Завтра ударим по ним артиллерией: наступление!» Гришин запомнился, как человек редкой смелости, часто появлялся среди бойцов, они его знали и любили. В этот день у всех нас было какое-то особенное настроение: завтра наконец-то наступление!

В 6 часов утра 12 декабря по сигналу красной ракеты все четыре полка дивизии начали бой, и пошли в атаку на Буреломы. Продвигаться приходилось с трудом, по глубокому снегу, раскисшему от неожиданной оттепели. Темнота и внезапность обеспечили успех и в первый же час наступления атакующие подразделения зацепились за окраину села. Но вскоре бой затянулся. Успех всей операции обеспечил 1-й батальон 771-го полка под командованием старшего лейтенанта Мызникова. Первым в село ворвался младший политрук Владимиров, комсорг полка, он уничтожил двух автоматчиков и увлек своих бойцов в атаку. Бой в селе пришлось вести почти за каждый дом. Пятнадцать гитлеровцев уничтожил пулеметчик сержант Петров, десять — лично комбат 771-го полка старший лейтенант Свинаренко, он погиб в одной из схваток.

Используя успех 771-го полка, 624-й дружно ударил с фланга и решил исход всего боя. Особенно дружно атаковали бойцы 1-го батальона капитана Баранникова. Рота лейтенанта Савина уничтожила до 50 гитлеровцев и 8 автомашин. Комсорг 624-го полка Пилипенко, когда был ранен командир роты, принял командование на себя и лично перебил из пулемета 17 гитлеровцев. Инструктор пропаганды 624-го полка Аверин меткими очередями из пулемета уничтожил расчеты двух орудий, снайпер Биндюг «снял» 12 гитлеровцев. Красноармеец из 409-го полка Юрьев гранатами подавил огонь четырех пулеметов, чем обеспечил успех своего подразделения.

Шесть часов шел упорный бой и, наконец, сопротивление противника было сломлено. Остатки гарнизона под прикрытием пулеметов начали выходить из боя и сугробами отходить на запад. Успех частей дивизии был полный! Первая победа! В этом бою было уничтожено свыше сотни гитлеровцев, захвачено 20 автомашин, 8 орудий, мотоциклы, несколько повозок с имуществом. Но нелегко далась эта первая победа: 24 человека были похоронены в братской могиле села Буреломы. Несколько десятков бойцов были тяжело ранены.

Закрепляя успех, дивизия одну за другой отбивает деревни Медведки, Яблоново, Закопы, Верхний Изрог. Хотя главные события в эти дни развернулись под Тулой и в районе Ельца, а дивизия оказалась как бы между двух больших огней, но и здесь гитлеровцы ни одной деревни не сдавали без боя. Да по существу наши части и не превосходили здесь противника по численности и тем более в технике.

Воротынцев А. К., инструктор политотдела дивизии, полковник:

— Людей у нас было мало, а противник очень силен. Помню, за одну деревню наша атака захлебнулась. Люди лежат на снегу, пальба с обеих сторон, и не подняться, хотя дома совсем близко. Я был здесь с парторгом батальона. Поползли по цепи, я вправо, он влево. С одним поговорил, к другому, третьему, так подняли несколько человек, а за нами пошли и остальные. И все дружней и смелей, и взяли эту деревню! Майор Фроленков еще потом сказал начальнику политотдела Кутузову, чтобы почаще таких политработников присылал…

Александров А. А., политрук роты, впоследствии комсорг, парторг 624-го стрелкового полка:

— Деревня Яблоново стоит на высоком берегу Красивой Мечи. Бой за нее шел уже часа четыре, и все безрезультатно. Наша рота была в резерве у командира дивизии, но бросили в бой и нас. Зацепились за деревню, но потери серьезные. Убило командира роты и мне пришлось взять командование на себя, хотя я и сам был ранен. В горячке боя было не до ранения… Хорошо нам помог танк Т-34, поднялись за ним и все-таки выбили немцев из села. Капитан из этого танка еще рассердился на меня, что ранен, а не ухожу в санроту. После боя я попал в медпункт 771-го полка. Только меня привели туда, полковник Гришин пришел: «Есть раненые из Яблоново?» — «Есть, вот политрук», — показал на меня санитар. — «Как там обстановка?» — «Взяли село», — «Точно?» — «Только что сам оттуда», — «Молодец, политрук. Выздоравливай, а я Фроленкову про вас скажу»…

Еще не один раз придется Александрову, ветерану полка, брать на себя командование в критической ситуации и ротой, и батальоном…

Канцедал П. Н., комиссар дивизии, полковник в отставке:

— В эти первые дни наступления энтузиазм наших солдат был высочайшим. Наступали в труднейших зимних условиях, на морозе, часто по пояс в снегу. Фронт наступления дивизии был более двадцати километров, а иногда даже до пятидесяти. Нужно было не отпускать гитлеровцев, не дать им оторваться, иначе они сжигали деревни. Бывало, что наши части идут колонной, а параллельно, оврагами, идут немцы, увидят друг друга и начинают бой, кто скорей дойдет до ближайшей деревни. После того, что солдаты видели в освобожденных деревнях, их не надо было подгонять…

Криворучко В. В., командир взвода топографической разведки, впоследствии командир штабной батареи 17-го артполка, капитан в отставке:

— Когда мы взяли село Медведки, то нарочно пришли в тот дом, где стояли, когда обороняли село. Начали спрашивать хозяйку: «Что тут фрицы наделали?» — «Девушку-комсомолку расстреляли, забрали кур, гусей, свиней. Нас называли «рус швайн», а сами такое делали, что нельзя рассказывать, чтобы не плеваться». И в каждой освобожденной деревне — сожженные дома, люди без крова зимой, женщины и старики, повешенные на деревьях…

Из дневника Н. И. Мазурина, ответственного секретаря редакции дивизионной газеты:

12 декабря. Вечером с Гришиным едем на автомашине к линии фронта. Буреломы. Утром здесь были финны и немцы. Пленные — вшивые, сняв штаны, бьют вшей молоточками. Во время ужина сообщение: в лазарете умер Очерванюк.

13 декабря. Осмотр деревни. Всюду следы беспорядочного бегства немцев. Жители рассказали: застрелили мальчика, изнасиловали учительницу, тяжело ранили старика и старуху.

Пленные в шинелях, пилотках, ботинках. Женщина, глядя на них: «Жечь хаты не холодно было, а теперь дрожь пробила?». Видел с Васильевым как «мессер» сбил нашего «ястребка» — как коршун на воробья.

За каждую, даже самую маленькую деревушку приходилось платить солдатскими жизнями. Особое значение стала приобретать дерзость и смекалка, а храбрецов в дивизии было немало. Так взвод автоматчиков старшего лейтенанта Прокуратов из 624-го полка буквально разогнал роту немцев смелой атакой и без потерь занял деревню Чижово. Горьковчанин сержант Литвинов из этого же полка в разведке один уничтожил более 20 гитлеровцев: снял часового, бросил гранату в дом, а потом в упор расстрелял 15 выбежавших немцев. В доме после взрыва гранаты лежали еще 7 трупов. Уходя, сжег три автомашины.

Всей дивизии стал известен в эти дни подвиг разведчика 624-го полка красноармейца Николая Фокина…

Бельков П. И.:

— Пятеро наших бойцов в разведке попали в засаду. Отбивались, а когда кончились патроны, разведчики встали в полный рост и пошли навстречу смерти с гранатами в руках. Тяжело раненого Николая Фокина немцы притащили в деревню. Когда мы ее освободили, жительница Екатерина Караваева рассказала: «Притащили его, истекающего кровью, в дом, раздели, начали делить теплую одежду и валенки. Потом стали допрашивать, но он ничего не сказал про наших. Тогда немцы выволокли его на крыльцо и бросили в снег. А мороз был градусов тридцать. Мы с соседкой Анной Мичугиной подобрали его. Пять часов он еще жил, назвал адреса жены и матери — был он из Пензы, потом сказал: «Скоро придут наши», и умер…»

Беспощадно мстили наши бойцы за смерть товарищей…

Шапошников А. В., начальник штаба 771-го стрелкового полка:

— После одного боя ко мне подошли двое мальчишек и стали рассказывать, что в соседнем селе много немцев — пьянствуют, справляют Рождество, и часовых у них нет. Хотя это село, совхоз «Власть труда», было в стороне от маршрута, удержаться от соблазна расправиться с гитлеровцами мы не могли…

Иванов Е. В., политрук батареи 45-миллиметровых орудий 771-го стрелкового полка:

— Мороз был градусов тридцать пять, глубокий снег. Послали разведку, в ней участвовал и командир полка майор Гогичайшвили. И в бою он шел вместе с солдатами, стрелял из пулемета. В деревню ворвались одновременно с трех сторон. Немцы хотя и пьяные, но выкуривать их пришлось долго и чуть ли не из каждого дома. Там, где не хотели сдаваться — били из орудий прямой наводкой. В одном доме немцы отстреливались особенно упорно. Двоих наших солдат убили и никак не хотели выходить сдаваться. Пришлось нам сделать вид, что поджигаем дом. А из орудия не стреляли, потому что в доме слышался плач женщин и детей. Какая-то из этих женщин и втолковала немцам, что дом сейчас сожгут, если не сдадутся. Выбежала к нам, сказала, что немцы готовы сдаться. Вскоре из дверей вышли с поднятыми руками человек двадцать фрицев. В селе захватили несколько повозок с рождественскими подарками, которые оказались очень кстати…

В этой дерзкой операции было уничтожено 80 гитлеровцев, и 13 из них — на счету пулеметчика Михаила Петрова. До 120 доведет он свой боевой счет, прежде чем будет тяжело ранен. Двадцать фашистов в этом селе были взяты в плен. Наши потери составили всего четыре человека убитыми.

Полковник Гришин в своем боевом приказе от 24 декабря 1941-го писал: «…Учесть, что перед фронтом дивизии действуют разбитые в боях 512-й и 63-й пехотные полки, поэтому только дерзкие с нашей стороны действия приведут к полному разгром противника. При наступлении не выжимать и не отталкивать противника, а окружать и уничтожать его, не боясь за свои фланги».

В эти дни лейтенант Скворцов писал в своем дневнике: «…Продолжаем преследование противника. Стоят трескучие морозы. Немцы жгут на пути своего отхода деревни, оставляя после себя зону пустыни. Размещаться и спать приходится буквально под открытым небом, а в лучшем случае в уцелевших погребах и сараях, в подвалах».

К концу декабря в дивизии оставалось менее полутора тысяч активных штыков. Наступление велось пятью батальонами, в каждом из которых насчитывалось по 150—200 бойцов.

Шапошников А. В.:

— Наступали на одном энтузиазме. Соседняя дивизия была свежая, сибиряки, они наступали и днем, а мы себе такую роскошь позволить не могли: воевали только ночью. Но за ночь нагоняли и соседей, а то и немцев перегоняли…

Коробков А. А.:

— Вспоминаю такой случай. Однажды ночью мы заняли немецкие блиндажи, разместились там штаб дивизии и связисты, а полки были впереди. И вот видим: из нашего тыла идет колонна, человек пятьдесят, впереди танк урчит. Я как раз вышел из блиндажа по нужде, слышу разговор в колонне — по-немецки! Быстро доложил полковнику Гришину, взялись за оружие, кто здесь был, приготовились к бою. Танк в темноте заехал на блиндаж, из башни вылез немец, связист Голубев его застрелил, а тут и немцы из колонны подошли, но к бою видно, что не готовы. Переводчик наш по команде полковника Гришина кричит: «Сдавайтесь, вы у нас в тылу!». — «Почему в тылу, когда справа еще наши, а тут должен быть штаб полка». Немцы посовещались и сложили оружие всей колонной…

Бородин А. К., оперуполномоченный особого отдела 771-го полка:

— Ночью мы проходили брошенные немцами позиции, и зашли в блиндаж. Там никого не было, только на столе горела коптилка из гильзы. Вдруг слышу — подъехала подвода. Дверь открывает немец с автоматом на одном плече и с термосом на другом. Сняли с него автомат и термос. Оказалось, что этот немец привез горячий кофе своим офицерам. Кофе мы выпили и поехали дальше, прихватив и этого немца с подводой. Утром остановились у полностью сожженного села. Только повар начал чистить картошку, видим — с востока идет колонна из 30 подвод. И на каждой подводе по 3—4 немца. Нас же всего четверо — командир полка майор Гогичайшвили, его адъютант, повар и я. Ну и пленный немец, конечно. Немцу связали руки, командир полка лег за пулемет, а мы приготовили автоматы. Подпустили первую подводу метров на 50—70 и дружно открыли огонь. Человек двадцать немцев было убито, пятнадцать подняли руки и сдались в плен, а остальные убежали в лощину. Убежавшие немцы были взяты в плен бойцами первого батальона. Пленные, а набралось их 75 человек, стали для нас проблемой. Конвоировать в тыл их было некому. Помню, что все же выделили одного бойца, и он повел этих немцев, выглядевших почти как пленные французы в 1812-м году, к нам в тыл…

К концу декабря, за две недели наступления, пройдя более 80 километров, дивизия вышла на подступы к Мценску. За две недели части дивизии взяли 140 деревень, из них 70 — не сожженными. На полях осталось более 1800 трупов немецких солдат, 19 разбитых танков, 29 орудий.

Наступал Новый 1942 год, год несбывшихся надежд и новых тяжелейших испытаний. Но все-таки встречали его с оптимизмом. Наша армия не только выстояла, но и разгромила немцев под Москвой. Еще не видно было конца войны, но уверенность в Победе была в сердце каждого, кто был в те дни на фронте.