Валерий Киселев

10. Штурм Мценска

«Я убит и не знаю,
Наш ли Ржев, наконец…»

Александр Твардовский

После 20 марта 1942 года части 137-й стрелковой дивизии были выведены с передовой в район станции Чернь на отдых и пополнение…

Богатых И. И.:

— Полки, утопая в мартовской грязи, медленно шли вдоль фронта. Обозы отставали, многие повозки буквально выносили на руках из грязи, потому что лошади были крайне изнурены. Больно было видеть у обочины брошенную лошаденку… Однажды, помню, у одной такой жалкой скотины лежал клочок сена перед мордой, и этот клочок один ездовый поднял, чтобы подкормить такую же тощую, но еще в упряжке лошадь…

Санин В. Г., связист батальона связи:

— Никогда не забуду такую картину из этого перехода… Идем колонной по непролазной грязи, впереди две тощие лошаденки еле тянут орудие, и встали на подъеме, совершенно обессилевшие. Бойцы из расчета их распрягли, взялись за орудие и вместо лошадей закатили его на горку. Да, думаю, до чего же мы довоевались…

Степанцев А. П.:

— Кони были настолько истощены от бескормицы, что перед походом пришлось делать им уколы кофеина. У меня была кобыла — ткнешь ее — падает, и сама встать уже не может, за хвост поднимал. Как-то очередью из самолета убило лошадь, через полчаса солдаты растащили, что и копыт не осталось, один хвост. И люди устали не меньше лошадей, и от боев, и от нервного напряжения. С питанием было туго, приходилось носить продукты на себе за много километров до передовой. Даже хлеб от пекарен носили километров за 20—30 …

Богатых И. И.:

— Наш 409-й полк занял маленькое село с церквушкой. Здесь и остановились на переформирование. Наступала Пасха, но русские хаты ей и не пахли. Наш армейский хлеб, которым мы делились с местными жителями, был для них лучше всяких куличей. В один из таких мартовских дней к нам в санроту пришел комиссар полка Александровский. Сообщил о приезде горьковской делегации рабочих — надо дать для них концерт. Театром была церковь, народу набилось — тьма. Я был конферансье, Пиорунский — дирижером. Приветствую делегацию, объявляю номер: «Выступает наш хор!». А как пели Хмельнов, Ира Мамонова, Катя Белоусова, Игнатова, Клевцов, Мочалин Петр! Чудо! Конечно, пели «Катюшу», «Три танкиста», «Синий платочек». Читаю стихи «Последний выстрел на войне». Полковой парикмахер поет частушки под баян, просмеивая Гитлера. Под куполом святые смотрели на нас, а мы кричали: «Смерть немецким оккупантам! За Родину! За Сталина!». Потом делегаты, они были из Сормова, пригласили артистов к себе, где они записывали что-то из наших рассказов. Они привезли, помнится, знамя и посылки с подарками и запиской в каждом пакете: «Бейте гадов!» В ротах делегаты раздавали подарки и спрашивали: «Ну, как?» — «Разобьем!», — отвечали. Делегаты рассказывали нам, как люди работают у станков, не смыкая глаз, а мы — как ползали среди убитых, отыскивая раненых, как перевязывали раны, держа бинты зубами, потому что руки коченели на морозе. Рассказывали, как, не смыкая глаз, обрабатывали раненых, поднимая на столы до четырехсот человек изувеченных солдат, как Хмельнов, Вера Игнатова, Ира Мамонова спали стоя урывками по пять минут. Делегаты прощались с нами с грустью, понимали, что многие из нас скоро станут холмиками у дорог…

Во второй половине апреля 137-я стрелковая дивизия начала готовиться к операции по взятию города Мценска.

Весна 42-го была для нашей страны периодом, когда производство военной техники только-только миновало крайнюю точку падения. Заводы Урала и Сибири лишь начинали массовый выпуск вооружения и боеприпасов. Фронт крайне нуждался даже в винтовках. И, тем не менее, Ставка приняла решение провести несколько частных операций, чтобы подготовить условия для летней кампании. Мценск был необходим как плацдарм для дальнейшего развития операций в направлении Орла…

Владимирский А. В., командир 137-й стрелковой дивизии, генерал-лейтенант в отставке:

— В этой операции на дивизию возлагалась задача взять Мценск. Получили пополнение, но с вооружением дело обстояло крайне плохо. Винтовок удалось собрать только на один полк, поэтому в операции участвовали лишь два батальона. Артиллерии было — не более 25 орудий. Начальник артиллерии дивизии полковник Трушников, хороший специалист своего дела, проделал большую работу по подготовке артиллерии к боям, но ее небольшое количество не гарантировало успеха операции. Очень мало было выделено снарядов. Но все же готовились очень тщательно. Перед наступлением провели рекогносцировку даже с командирами батальонов и рот. Во время одной такой рекогносцировки попали под обстрел, и шальным снарядом оторвало ногу командиру минометной роты. Умер на глазах, молодой красивый парень…

Сначала надо было взять высоту перед городом, примерно два с половиной километра от передовой. Договорился с соседями о взаимодействии, правда, помощи от них так и не получили. В штабе армии мне пообещали помочь авиацией и «Катюшами». Составили план боя. Предусмотрели и возможность контратаки противника — поставил на фланг пулеметную роту. Но все равно операция была построена в основном на риске и энтузиазме солдат. Сил для закрепления успеха было очень мало. В ночь на 28 апреля батальоны заняли исходные позиции, а утром 29-го после небольшого артналета пошли в атаку. Сначала все шло хорошо: поднялись дружно. Сзади на своем НП командарм генерал Жмаченко наблюдал за боем — хвалит…

Настеко М. В., командир 1-го батальона 771-го стрелкового полка:

— Подготовка батальона к операции проходила очень тщательно и ускоренными темпами. Зеленая высота не давала нам покоя: немец наблюдал с нее за нами, вел прицельный огонь. Задача, поставленная батальону, была четко отработана во взаимодействии с артиллерией, ее отлично знали все, от комбата до солдата. Огневыми средствами батальон был укомплектован хорошо: 16 станковых пулеметов, 32 — ручных, 72 противотанковых ружья. Боеприпасов было тоже достаточно.

В 5:30 28 апреля после небольшой артподготовки батальон пошел в наступление. Атака была столь стремительной, что немцы растерялись. Заминка у нас была на проволочном заграждении, но солдаты накрывали его шинелями и переползали вперед.

Высота была взята. Но ее еще надо было удержать. Во время атаки на НП батальона пришли командир полка Гордиенко, комдив Владимирский и командующий армией генерал Жмаченко. Как раз начался налет немецкой артиллерии. Пришлось их попросить спуститься в обрыв. Только они отошли, как место, где только что стояли, было накрыто огнем.

Взяв высоту, батальон занял круговую оборону, так как дальнейшее наступление было бесполезно. Соседей справа и слева я не чувствовал. Противник опомнился и стал переходить в контратаки. За день отбили двенадцать контратак. Становилось все тяжелее, но держались уверенно. Станковые пулеметы перегревались, пришлось устанавливать очередность ведения ими огня.

Серган А. Ф., заместитель командира батальона 771-го стрелкового полка, затем командир батальона, майор в отставке:

— Утром над полем боя вставало огромное красное солнце. Настроение солдат было хорошее, сигнала к атаке ждали с нетерпением. Подготовлены мы были хорошо, перед боем много тренировались. Накануне получили новые автоматы ППД. Это было вдохновляющее оружие, но его хватило только на один взвод, укомплектованный добровольцами. С первых же минут атаки враг начал оказывать яростное сопротивление, огонь был очень плотным. Командиры рот стали докладывать о больших потерях. Все с надеждой оглядывались назад: ждали наши танки. Наконец, на холм медленно выползли два легких танка. За ними, пригибаясь, пошли солдаты первой роты. Солнце между тем начало пригревать, и земля стала превращаться в тучный, липкий чернозем. Люди вязли в грязи, хрипло дышали, от белых полушубков шел пар — атаковали с полной выкладкой, многие несли пулеметы и коробки с патронами. Вскоре оба наших танка загорелись, так и успели ничем нам помочь. Но пехота продолжала идти вперед…

Несмотря на мощный пулеметный огонь, грязь и большие потери батальон старшего лейтенанта Настеки, который личным примером увлекал бойцов, захватил господствующую перед Мценском высоту. В атаке геройски погибли наступавшие в первых рядах политруки-комсомольцы Жуков и Артамонов. Старший лейтенант Настека вышел из боя только после четвертого ранения. Батальон принял лейтенант Серган. Ворвался на эту высоту и 1-й батальон 409-го полка. Комбат старший лейтенант Двойнин и раненый продолжал руководить боем. Геройски погиб, поднимая солдат в атаку, комиссар батальона политрук Сыроватин…

Настеко М. В.:

— Все больше убитых и раненых. Ранило и меня, но продолжаю руководить боем. Подползает ко мне ПНШ батальона Горошко и говорит, что он ранен. Спрашиваю: «Ну и что?» — «Ничего». Взял полотенце, обмотал себе рану на шее и остался со мной.

Прервалась телефонная связь с полком и дивизией. Поле, где проходили провода, было вспахано разрывами, что живого места нет. Все, связи нет, что делать? Обстановка все хуже и хуже. Ко мне подполз солдат, не помню фамилии, он был татарин по национальности: «Товарищ комбат, разрешите, я ползком доберусь в штаб полка и доложу». — «Ты же ранен» — «Ничего, одна рука у меня может работать, а ноги в порядке». Я его благословил, он оставил винтовку и патроны, взял две гранаты и пополз в полк. К исходу дня к нам подошло подкрепление. Загремело «Ура!». Вечером всех нас, раненых, отправили в медсанбат. Об одном жалею: не смог я после этих боев представить к наградам своих подчиненных солдат и офицеров. Пусть они меня простят…

Иванов Е. В., политрук батареи 45-миллиметровых орудий 771-го стрелкового полка:

— Мы поддерживали нашу пехоту огнем из «сорокапяток», и мне хорошо было видно всю картину боя. Наши подошли уже к обрыву на реке Зуша, но очень немногие. Я содрогался от боли потерь: все берега были усеяны трупами. Раненые прикрывались телами убитых, потому что местность была совершенно открытой. Слышу голоса командиров, солдаты поднимаются, делают перебежки вперед, но их все меньше и меньше. Снова крики команд, снова бросок вперед…

Серган А. Ф.:

— И все-таки враг начал медленно, но отступать. Некоторые его огневые точки были подавлены нашей артиллерией, кое-что подавили и стрелки. Где-то немцев вытеснили атакой, где-то уничтожили — и так через несколько часов упорного боя некоторые подразделения нашего 771-го полка ворвались на окраину города. Первая рота овладела мостом через Зушу и начала подниматься по высокому склону к окраине Мценска. Продвигались мы довольно быстро, уже почти подошли к городской тюрьме и ближайшим улицам, как сопротивление противника резко возросло: на машинах к нему подошло подкрепление. Отлично и смело действовали многие бойцы, особенно автоматчики взвода Эдуарда Стенового, пулеметчики лейтенанта Земскова, и сам замполит полка подполковник Алферов был в боевых порядках и помогал руководить боем, но силы наши кончались, а натиск гитлеровцев все усиливался, и поредевшие роты начали отходить. Развить успех не удалось…

Владимирский А. В., командир 137-й стрелковой дивизии:

— Сначала я наблюдал бой в бинокль, все шло хорошо, но потом обзор стал невозможен и связь, как нарочно, прервалась — от минометного огня немцев. Почувствовал, что наступление застопорилось. Командующий армией звонит: «Ну, как там у тебя?». А связи с наступающими подразделениями нет, обстановка неясная. Я поехал сам на поле боя — там масса убитых, раненых, большинство офицеров убиты или ранены, боеспособных мало, управление потеряно… И Мценск виден, один рывок остался! Начал лично наводить порядок, вплоть до того, что пришлось назначать командирами взводов сержантов. А огонь со стороны немцев — сильнейший… Пока наводил здесь порядок, стрельба поднялась слева и даже сзади: немцы начали контратаку и зашли в тыл. Приказал отходить, а отход под обстрелом — порядка, конечно, мало. Но все-таки вырвались, привели себя в порядок. Хорошо, что высоту сумели удержать…

Контратаку немцев отбили артиллеристы батарей старших лейтенантов Белякова и Бондарева. Немецкие автоматчики приблизились настолько, что приходилось отбиваться даже из пистолетов. Отход пехоты обеспечила рота ПТР лейтенанта Пизова и минометный взвод лейтенанта Тумаса. Лейтенант Пизов и раненый продолжал вести огонь, пока контратака немцев не была отбита. Его бойцы подбили два немецких танка, чем обеспечили отход полка. До последнего патрона дрался старший лейтенант Бондарев и погиб, прикрывая отход своей батареи.

Вызванный командиром дивизии залп батареи «Катюш» заставил гитлеровцев прекратить контратаки…

Иванов Е. В.:

— В этом бою я был ранен пулей в плечо. К ночи старшина привез сразу обед и ужин, и по сто граммов на человека. Досталось нам по триста-четыреста граммов: многих не было в живых. У многих солдат я видел на глазах слезы…

Серган А. Ф.:

— В этот день нашему батальону удалось снова ворваться в траншеи врага. В рукопашных схватках особенно отличились Иван Калмыков и командир взвода разведки Владимир Милюшковский — он был тяжело ранен, но не оставил поля боя. А бой продолжался весь день почти без перерыва. На следующий день мы снова начали атаки, но противник контратаковал танками. Когда рота лейтенанта Коновалова ворвалась в немецкие траншем, на правом фланге показались четыре танка, за ними цепью шли автоматчики. Один танк удалось подбить, но убит был и лейтенант Коновалов. Второй танк связкой гранат подбил начальник штаба батальона капитан Головкин. Контратаку немцев все же отбили, но наступать нам было уже некем. Сам я тоже был ранен в этом бою…

Трое суток солдаты дивизии, презирая смерть, вновь и вновь поднимались в атаки, но взять Мценск так и не удалось. Одного мужества было мало, требовались техника и снаряды.